– Это тот самый, который имел какое-то отношение к смерти той девушки? – Слова отца стали для нее холодным душем.
Талия слышала, как муж говорил с Кларенсом и что он ответил по телефону. И она знала, что своего решения он ни за что не изменит.
Женщина машинально крутила обручальное кольцо на пальце, наблюдая за тем, как трехкаратный бриллиант сверкает в полумраке холла. Женщина была уверена, что ее муж совершает ужасную ошибку.
Лори была совершенно измучена к тому моменту, как поезд остановился на ее остановке, на углу 96-й улицы и Лексингтона. Взбираясь по лестнице в своих ничуть не пострадавших в толпе туфлях от Стюарта Вайцмана[16], она напомнила себе, что должна благодарить бога за то, что может спокойно ездить на метро, как и все нормальные люди. Еще год назад такое было невозможно.
Лори больше не сканировала толпу в поисках мужчины с голубыми глазами. Это было единственное, что запомнил ее сын Тимми о мужчине, который в его присутствии в упор выстрелил в лоб его отцу. А пожилая женщина услышала, как этот мужчина крикнул: «Тимми, скажи своей матери, что она следующая! А потом твоя очередь!»
В течение пяти лет Лори испытывала ужас от мысли, что этот Синеглазый может в один прекрасный день появиться и убить ее с Тимми, как и обещал. Но около года назад Синеглазого убили в перестрелке с полицией, после того, как тот попытался претворить свое извращенное обещание в жизнь. Страх Лори не исчез полностью с его смертью, но она постепенно превращалась в нормального человека.
Ее квартира находилась всего в двух кварталах от метро, на 94-й улице.
Войдя в фойе здания, Моран, как обычно, помахала рукой ночному дежурному и направилась в сторону почтовых ящиков и лифтов.
Сначала она открыла верхний замок, потом нижний, а войдя в квартиру, тщательно их заперла. Сбросила туфли на каблуках и положила почту, сумочку и портфель на журнальный столик, стоявший в холле. Туда же бросила и свой жакет – позже у нее будет время, чтобы все убрать.
День был долгим и трудным.
Лори направилась прямо на кухню и достала из холодильника уже откупоренную бутылку «Совиньон Блан». Наливая вино в бокал, она позвала:
– Тимми!
Сделав глоток, женщина мгновенно почувствовала, как отступает напряжение рабочего дня. Это был один из тех дней, когда ей не хватало времени на то, чтобы поесть, попить или проверить почту. Однако день не прошел зря. Все части головоломки под названием «Под подозрением», посвященной «Убийству Золушки», вставали на свои места.
– Тимми? Ты меня слышишь? Дедушка что, опять разрешил тебе поиграть в приставку?
С момента убийства Грега отец Лори, Лео Фэрли, стал для Тимми вторым отцом. Сейчас мальчику было девять. Бóльшую половину своей жизни он провел в компании своих мамочки и дедушки.
Лори не могла себе представить, как она смогла бы продолжать работать полный рабочий день, если бы не помощь отца. Он жил совсем рядом и каждый день водил Тимми в школу Святого Давида на углу 89-й улицы и 5-й авеню. Лео оставался с Тимми до того момента, как Лори возвращалась с работы. Она была слишком благодарна ему, чтобы жаловаться даже тогда, когда он позволял мальчику небольшие вольности вроде порции мороженого перед обедом или игры в приставку перед приготовлением домашнего задания.
Неожиданно Моран поняла, что в квартире стоит мертвая тишина. Не было слышно, как ее отец обсуждает с Тимми математическую задачу. Не было слышно и голоса мальчика, просящего деда рассказать ему очередную историю о том, как Лео Фэрли служил в полицейском управлении Нью-Йорка, и которую он давно уже знал наизусть: расскажи, как ты преследовал плохого парня на весельной лодке в Центральном парке; расскажи, как полицейская лошадь сбежала прямо посреди шоссе на Вест-сайде… Не было слышно и звуков айпэда Тимми.
Полная тишина.
– Тимми?! Папа?!
Лори бросилась из кухни, забыв, что в руке у нее полный бокал. Белое вино выплеснулось на мраморный пол, и она поскользнулась в этой луже, влетев в гостиную с мокрыми ногами. Лори пыталась убедить себя, что Синеглазый мертв и им ничто не угрожает. Но где же тогда ее сын? И отец?
Они должны быть дома. Пробежав по коридору, женщина влетела в кабинет. Отец непонимающими глазами смотрел на нее из своего удобного кожаного кресла. Ноги его лежали на пуфике.