Хотя комплекция толстяка является необходимым элементом мысленного эксперимента и хотя сам он является вымышленным персонажем, некоторые считают, что неприлично привлекать внимание к его корпулентности. У Томсон толстяк был введен в статье 1985 года, когда академики уже успели свыкнуться с необходимостью проявлять осторожность и внимательно относиться к предрассудкам и языку, особенно когда речь идет о расе, религии, поле или сексуальности. Люди с избыточным весом, однако, не считались особой группой, которая может быть жертвой дискриминации, а потому нуждающейся в лингвистической корректности. В 2012 году один из комитетов английского парламента рекомендовал считать случаи, когда кого-то называют «толстым», «преступной нетерпимостью». Во многих статьях о вагонеткологии толстяк претерпел физическую или по крайней мере понятийную модернизацию: он стал «крупным», «тяжелым» или «коренастым» человеком. В угоду особо чувствительным людям, чтобы устранить всякий намек на грузность потенциальной жертвы, была придумана философская задача, почти точно повторяющая только что описанную. На этот раз вы стоите на мосту рядом с человеком, у которого на спине тяжелый рюкзак. Этот человек вместе со своим рюкзаком мог бы остановить вагонетку. Конечно, у вас нет времени, чтобы отстегнуть у него рюкзак и прыгнуть вместе с ним самому. Единственный путь спасти пятерых — это толкнуть человека с рюкзаком.
Как бы ни описывать проблему — далее я сохраняю за толстяком его традиционное наименование, — кажется, что, как и раньше, УДП способно объяснить типичную моральную интуицию, возникающую в таких случаях: мы можем перенаправить поезд в сценарии «Тупик», но не столкнуть толстяка (или человека с рюкзаком). Как утверждалось ранее, в случае «Тупика», вы не хотите убить человека на железнодорожном полотне. Однако в сценарии «Толстяк» вам нужно, чтобы полный человек (или человек с большим рюкзаком) оказался между вагонеткой и пятеркой, которой грозит смерть. Если он там не окажется, пять человек умрут. Он выступает средством для определенной цели, а именно цели остановить вагонетку, пока она не убила пятерых. Толстяк мог бы благородно пожертвовать собой, если бы прыгнул по собственному согласию[57]. Однако если вы толкаете его, вы используете его так, словно бы он был вещью, а не самостоятельным человеком.
Однако, как и Филиппа Фут, Томсон посчитала нужным не обращаться к УДП для объяснения различия. Она хотела использовать понятие «права». Как и Фут, она много занималась самой главной проблемой тех дней — абортом, и использовала теорию прав ранее в своей самой известной статьей по этой теме «Защита аборта»[58]. В этой статье изображается следующая ситуация: однажды вы просыпаетесь рядом со знаменитым скрипачом, причем оба вы подключены к некой машине. У скрипача смертельно опасная болезнь почек. Выяснив, что только у вас подходящая группа крови, при которой можно помочь музыканту, «Общество любителей музыки» присоединило вас к специальному аппарату, чтобы скрипач мог пользоваться вашими почками. Врачи объясняют, что, к сожалению, если отключить скрипача от аппарата, он умрет, но вам не о чем волноваться, поскольку такое неудобное положение продлится только девять месяцев, а к этому времени он вернется к нормальному состоянию, и вы пойдете домой. Тезис Томсон состоял в том, что вы бы, конечно, могли проявить доброту, если бы позволили скрипачу оставаться привязанным к вашему телу, но ни у него, ни у больницы нет права требовать этого от вас.
Примерно так же Томсон апеллировала к правам и в случае «Толстяка». Столкнуть толстяка — значит нарушить его права. Однако перенаправление вагонетки в «Тупик» не является нарушением чьих-то прав. «У нас нет морального обязательства позволить опасности настигнуть пятерых, когда мы можем перевести ее на одного»[59]. Человек, стоящий рядом с путями, не просто минимизирует количество жертв, перенаправив поезд в тупик; он минимизирует «число жертв, причиной которых является то, что уже угрожает людям»[60].
Обратите внимание на сходство с аргументом Фут, согласно которому в случае «Тупика» мы просто меняем направление уже существующей угрозы, тогда как, если столкнуть толстяка, для него это будет совершенно новой угрозой. Это различие кажется убедительным: похоже, что оно должно иметь некоторое моральное значение. Но один из специалистов[61] по вагонеткологии настаивает, что это не так. В качестве доказательства приводится пример «Вертушки»[62].
57
Джефф Макмахан указал мне, что, если толстяк сам бросится под поезд, он использует самого себя, если говорить языком Канта, в качестве средства для определенной цели. Проблема кантовской позиции в том, что она, судя по всему, осуждает самопожертвование; однако ни один философ — кантианец он или нет — не готов заявить, что недопустимо намеренно убивать самого себя ради других.