Ответственный за поиски офицер полиции пишет инструкцию для следователей: им разрешается припугнуть подозреваемого пыткой. Они скажут ему, что вызовут «специалиста», задача которого причинять ему невообразимую боль до тех пор, пока они не получат нужную информацию.
Подозреваемый раскалывается. Он рассказывает, где держит мальчика.
Это похищение произошло в Германии в 2002 году. Похититель — Магнус Гэфген, студент-юрист в возрасте около двадцати пяти лет. Жертва — Якоб фон Мецлер, наследник крупного состояния (его отец владел старейшим семейным банком в Германии).
У этой истории не было счастливого конца. На Гэфгена надавили, и он, испугавшись страшной пытки, сказал полиции, что Якоба можно найти на одном озере близ Франкфурта. Когда полицейские прибыли, они нашли тело мальчика — к тому времени он был уже убит. Труп завернули в пластик и положили в мешок; на мальчике все еще была синяя майка и песочные шорты, в которых его похитили.
Случай получил широкую огласку, но не только потому, что Якоб был выходцем из известной семьи, но и, главное, в силу того, что всплыли упоминания об угрозе пыток. Заместитель начальника полиции Франкфурта Вольфганг Дашнер, который написал инструкцию о «пытке», дал несколько интервью прессе. По его словам, ему пришлось делать сложный выбор: «Я мог просто сидеть, сложа руки, и ждать, пока Гэфген, быть может, через какое-то время захочет сказать правду, а за это время ребенок мог умереть, или же я мог сделать всё, что в моих силах, чтобы предупредить этот исход»[66].
Угроза пытки не была, однако, напускной. Был вызван тренер боевых искусств: полиция считала, что можно причинить подозреваемому боль, не нанося серьезного физического ущерба.
Некоторые были возмущены поведением Дашнера. Один член парламента от Партии зеленых заявил: «если открыть окно, пусть на самую маленькую щелку, холодный воздух Средневековья заполнит всю комнату»[67]. Однако были у Дашнера и решительные сторонники, причем опросы показали, что большинство немцев считали угрозу разумным средством возможного спасения жизни. Когда на суде адвокат Гэфгена попытался использовать угрозу пытки для того, чтобы дело было закрыто, некоторые наблюдатели ворчали: «Невероятно, сколько же прав он хочет для этого парня?»[68]. На фоне ропота групп по защите прав человека Дашнер прокомментировал: «Никто не мог сказать мне тогда, что я должен делать»[69].
Вагонеткологии не было бы без деонтологии. Деонтология утверждает, что есть определенные вещи, например пытка, которые вы просто не должны делать. Вы не должны занимать абсолютно безличную точку зрения на нравственность. Благополучие того или иного индивида просто нельзя размазывать или растворять в некоей гигантской бочке благополучия. Мы не можем пытать кого-то до смерти, даже если бы это спасло жизни пятерых — и даже если бы это, если рассуждать в духе утилитаризма, повысило совокупную сумму счастья. Некоторые деонтологи являются абсолютистами, то есть для них ничто никогда не могло бы оправдать пытку. Однако большинство допускает, что в определенных обстоятельствах деонтологические ограничения могут быть отменены, например, когда на карту поставлено будущее планеты.
Главной фигурой в истории деонтологии был профессор XVIII века, гуру Кенигсберга (город в Восточной Пруссии, ныне российский Калининград), Иммануил Кант. Кант внес значительный вклад в разные области философии, не только в этику. Он принадлежит к числу величайших метафизиков всех времен, а занимался границами того, что мы можем знать и что можем понимать в реальном мире.
В силу его важности, можно было бы ожидать, что полки библиотек прогибаются под пухлыми томами с его биографиями. Но на самом деле есть лишь несколько таких книг, и это объясняется тем, что Кант жил исключительно размеренной жизнью, в которой отсутствовали события. Он учился в университете Кенигсберга и позже там преподавал. Практически нет описаний жизни Канта, в которых не упоминался бы один момент, возможно апокрифический: считается, что горожане сверяли часы по его передвижению: обычно он выходил на дневную прогулку в 16:30 и проходил восемь раз по улице туда и обратно. Однажды он опоздал (что, возможно, еще один апокриф из его жизни), но это было связано с тем, что он получил свой экземпляр трактата Руссо о воспитании, «Эмиля», и настолько погрузился в чтение, что потерял счет времени.