С точки зрения Канта, к людям никогда нельзя относиться просто как к средствам для достижения какой-то другой цели. Наиболее ясно эта мысль выражена в одной из формулировок его «категорического императива» (их существует несколько). Категорический императив — это абсолютное нравственное требование для всех времен, всех ситуаций, всех обстоятельств, и из этого императива следуют все другие обязанности и обязательства. Кант считал, что категорический императив можно вывести за счет применения одного нашего разума. Важная для нас версия категорического императива, а именно вторая формулировка, утверждает, что мы всегда должны относиться к другому «так же как к цели и никогда только как к средству».
Эту идею несложно сформулировать, однако бывает трудно понять, что именно она требует в определенных случаях, как реальных, так и воображаемых. Однако ее влияние ощущается повсеместно: современное движение защиты прав человека практически немыслимо без Канта. (Самым ироничным случаем стало, бесспорно, то, что нацистский военный преступник Адольф Эйхман, ответственный за организацию массовой высылки евреев в концентрационные лагеря, оправдывал себя на суде в Иерусалиме в 1961 году ссылками на категорический императив Канта.)[70]
Одним из тех, кто попытались подробнее проанализировать то, что именно значит заключение людей в моральный панцирь, защитную оболочку, которая одновременно свята и неприступна, была Филиппа Фут.
Существование нравственности, которая отказывается санкционировать автоматическую жертву одного ради блага многих, гарантирует каждому индивиду некое нравственное пространство, в которое другим не позволено вторгаться. Вполне понятно обоснование принципа, согласно которому человек не должен желать зла, серьезного зла, кому-то другому, даже для того, чтобы сберечь больше людей от той же участи. Он, судя по всему, определяет некую солидарность людей, словно бы существовал определенный смысл, в котором ни один не должен выступать против кого-то из соплеменников[71].
Если существуют определенные нравственные абсолюты, то есть правила, которые говорят нам, что некоторые действия всегда порочны и никогда не могут быть санкционированы, тогда одним из них, несомненно, является запрет пыток.
Пролистайте какую-нибудь работу по моральной философии, и вы обязательно услышите какофонию тикающих часов. Сценарий с тикающими часами — один из самых любимых для специалистов по этике, обсуждающих допустимость или недопустимость пыток. Например, пойман террорист, и вы знаете, что он заложил маленькую атомную бомбу в большом городе, которая должна взорваться через два часа. Террорист не скажет вам, где бомба, и погибнут тысячи, если только вы не прибегните к пыткам, чтобы получить от него информацию. Что же вам делать?
После 11 сентября, когда стало ясно, что в мире есть люди, готовые пойти на массовое убийство гражданского населения, бомба с часовым механизмом из предмета этического спора стала практической реалией общественной важности. Выдающийся профессор права Алан Дершовиц шокировал либеральную публику, написав книгу, в которой предложил идею «ордера на пытки», который бы в некоторых исключительных обстоятельствах выдавался правительством дознавателям[72]. С тех пор достоянием общественности стали некоторые скандалы с пытками, в том числе пытками водой агента Аль-Каиды Халида Шейха Мохаммеда, которого считали организатором терактов 11 сентября.
На сценарий с тикающей бомбой деонтологии обычно дают один из пяти ответов.
Во-первых, есть те, кто отрицают тот факт, будто «тикающая бомба» вообще отражает возможную эмпирическую реальность. В действительности угрозы обычно не являются неминуемыми: нет крайнего срока, нет неизбежной угрозы. В реальной жизни мы не могли бы знать наверняка, что многие люди умрут. Кроме того, пытка может оказаться неэффективной или, хуже того, контрпродуктивной, выбив ложные признания. Также могут быть другие, законные пути получения надежной информации, как и некоторые другие способы разрешения кризиса[73].
Во-вторых, некоторые деонтологии готовы отстаивать логический вывод из абсолютистской позиции: они продолжают отрицать допустимость пыток, независимо от того, сколько жизней можно спасти.
В-третьих, и это, возможно, наиболее стандартный взгляд, существуют деонтологии, доказывающие, что, если последствия неприменения пыток действительно катастрофичны (и ведут, к примеру, к смерти тысяч людей), тогда запрет на пытки должен сниматься.
70
Естественно, это следствие невежественной или по крайней мере неполноценной интерпретации Канта. Категорический императив можно сформулировать через золотое правило: поступай определенным образом, если бы ты мог захотеть, чтобы и все люди поступали бы тем же образом. Эйхман считал, что категорический императив требует лишь того, чтобы поступки совпадали с общим законом, независимо от морального содержания последнего.
71
73
Следует указать на то, что по крайней мере один известный антиутилитарист, Бернард Уильямс, назвал эту защиту абсолютистской позиции «уклонением от обязанностей». См.: Williams B. Utilitarianism and Moral Selfindulgence // Moral Luck. Cambridge: Cambridge University Press, 1981. P. 43.