— Она не могла знать, что Джимми явится домой пьяный, разозлится и схватит пушку…
— Неужели? Я знаю уйму жен, умеющих нажать на нужную кнопку, чтобы спровоцировать ссору, — это лучший способ подпалить мужу задницу. Наверное, вы и сами такое видели, мистер Додж. Нет на свете такой женщины, муж которой ни разу не мечтал бы об убийстве.
Харрис многозначительно взглянул на него, и на этот раз Бобби не нашелся с ответом.
— Она будет звонить вам снова, — предупредил Харрис. — И говорить, будто ее сын смертельно болен, а вы ее единственная надежда. Она станет молить вас о помощи. Вот так обычно поступает Кэтрин, мистер Додж: разрушает людям жизнь.
— Вы и правда думаете, что она убила бы собственного сына, лишь бы вернуть мужа?
Харри пожал плечами:
— Мужчины вспыльчивы, мистер Додж, но давайте посмотрим правде в глаза — женщины жестоки.
Глава 11
Мужчина сидел за столиком кафе на Фенелл-холл и хмуро смотрел то на свой кофе, то на окружающий пейзаж. Какого дьявола случилось с этим местом? Фенелл-холл, каким он его помнил, всегда был местом средоточия маленьких бутиков, старых ирландских пабов и дрянных магазинчиков с сувенирами. Теперь его глазам представали магазин «Дисней» и фирменный салон Анны Тэйлор. Исторический район превратился в идиотский пригородный пассаж. Вот вам и прогресс.
Мужчина сердито фыркнул, отхлебнул кофе и поморщился. Он десять лет мечтал попробовать это пойло, двойной мокко, наблюдая по телевизору за тем, как персонажи фильмов, рок-звезды и актрисы отдыхают в маленьких шикарных кафе, потягивая эту дрянь. На тебе одежда по мерке, ты пьешь напиток с переизбытком кофеина, а затем садишься в потрясающий джип (рядом с тобой жена, похожая на Дженнифер Энистон, на заднем сиденье пыхтит золотистый ретривер). Здравствуй, американская мечта!
Миновали годы, и он получил ответ: двойной мокко по вкусу мало чем отличается от кошачьей мочи. Он более не рисовал в своем воображении потрясающих джипов, футбольных матчей или идеально подстриженных газонов. Он думал лишь о том, что по глупости позволил развести себя на такую сумму. Ему очень хотелось подойти к стойке. Он встанет прямо перед мрачной черноволосой барменшей с многочисленными сережками. Он ничего ей не скажет, просто встанет и посмотрит ей в лицо. Она вернет ему деньги через минуту или даже раньше. А потом торопливо выскочит через заднюю дверь и станет нервно курить, взволнованная и недоумевающая.
Хотел бы он тогда увидеть ее лицо. За последние двадцать пять лет больше всего он скучал по искаженному страхом девичьему лицу. Он хотел увидеть, как расширятся ее глаза, зрачки почернеют, а лицо начнет бледнеть. А потом наступит этот невероятно эротичный момент, когда черты оцепенеют от ужаса и ее страх перестанет быть неопределенным и смутным. И она поймет, что он действительно собирается ее убить, она сейчас полностью принадлежит ему и ничего не может с этим поделать.
Этот мужчина провел взаперти восемь тысяч триста шестьдесят три дня. Он попал за решетку, когда ему едва перевалило за двадцать. Конечно, он был очень рослым для своих лет, необычайно сильным и, как говорили соседи на суде, «до ужаса странным». И все-таки он по-прежнему оставался ребенком.
Всего несколько часов назад, в зрелом сорокачетырехлетнем возрасте, он снова стал полноправным человеком. Совет по условно-досрочному освобождению решил, будто солидный срок, проведенный в тюремных стенах, предположительно искоренил его основной инстинкт. Конечно, отсидев за решеткой почти двадцать пять лет, он станет паинькой.
Он задумался. Ничего подобного. Сказать по правде, ему больше всего хотелось кого-нибудь убить.
Мимо прошли две девушки. Восемнадцать-девятнадцать лет. Одна из них поймала его взгляд и сделала неприличный жест, а потом слегка качнула бедрами. Джинсы на ней так низко сидели и были настолько узкими, что казались нарисованными. Он почти беззвучно пробормотал одно лишь слово, и девушка внезапно ускорила шаг, таща за собой испуганную подружку. Мужчина улыбнулся и позволил им уйти. Это стало компенсацией за скверный кофе.
Его тюремная эпопея началась с камеры предварительного задержания — комнаты с двухъярусной койкой в блоке усиленного режима. «Не вздумай ничего крушить, — жестко сказал назначенный судом адвокат. — Для парня вроде тебя обстановочка в самый раз».
В первую ночь сосед по камере забился в угол и начал умолять, чтобы его не насиловали. Он с отвращением посмотрел на плачущее существо — с психами он дела иметь не желал.