— Судья Гэньон пришел ко мне по рекомендации своего коллеги. Он искал специфическую информацию касательно некоего психологического феномена. Возможно, вы об этом слышали. Синдром Мюнхгаузена.[1]
— Черт.
— Судья кое-что рассказал мне о своей невестке Кэтрин. Он хотел выяснить, может ли человек с ее прошлым подходить под описание больного, страдающего синдромом Мюнхгаузена. По сути дела, он спрашивал — чисто теоретически — не является ли болезнь его внука выдумкой Кэтрин или, может, она намеренно поддерживает его в таком состоянии, чтобы привлечь внимание к самой себе.
— И что вы ответили?
— Сказала, что это не в моей компетенции, но, судя по всему, не похоже на симптомы синдрома Мюнхгаузена. Если он действительно думает, будто его внук в опасности, пусть немедленно обращается к специалистам и изолирует ребенка от матери правовым путем.
— Он так и собирается поступить?
— Не знаю. Он взял у меня телефон человека, которого я ему порекомендовала, и поблагодарил за консультацию.
— Судья просил у эксперта совета, поскольку речь шла о безопасности его внука, но ничего не предпринял в течение шести месяцев?
— Бобби, — тихо сказала Элизабет, — я не знаю, что творится в этой семье. И, заметьте, вы тоже не знаете.
— Нет, — с горечью признал он. — Я просто выступил в роли судьи и присяжных и застрелил человека. Черт знает что.
Элизабет подалась вперед. Ее лицо выражало дружелюбие.
— Вчера вечером вы сделали очень верное наблюдение. Вы сказали: «Боевые единицы не располагают такой роскошью, как информация». Вы помните это, Бобби?
— Да.
— И вы по-прежнему так думаете?
— Тот парень мертв. Неужели это все, что я могу сказать в свое оправдание?
— Это не оправдание, Бобби. Это факт.
— Ну да. — Он скомкал банку из-под колы и отбросил ее. — Заковыристая задачка.
Элизабет перебирала бумаги на столе. Пауза затягивалась.
— Мы можем поговорить о вашей семье? — спросила она.
— Нет.
— Тогда о том, что случилось?
— Черт! Нет.
— Хорошо. Давайте побеседуем о вашей работе. Почему вы пошли в полицию?
Бобби пожал плечами:
— Понравилась форма.
— Кто-нибудь из вашей семьи служил в силовых структурах? Друзья, родственники, знакомые?
— Нет.
— Значит, вы — первый? Положили начало новой семейной традиции?
— Просто я такой. Трудный ребенок. — Бобби по-прежнему был настроен воинственно.
Элизабет вздохнула и побарабанила ногтями по столу.
— Бобби, что привело вас в полицию? Почему среди всех прочих профессий вы выбрали именно эту?
— Не знаю. Когда я был мальчишкой, то собирался стать или космонавтом, или копом. Стать космонавтом оказалось куда сложнее, поэтому я выбрал профессию копа.
— А ваш отец?
— А что отец? Он не возражал.
— Кем он работал?
— Водителем грузовика в компании «Жиллетт».
— А мама?
— Не знаю.
— Вы когда-нибудь расспрашивали отца о ней?
— Быстро перестал. — Он многозначительно взглянул на Элизабет. — Эй, это уже пошел разговор о моей семье.
— Вы правы. Значит, вы стали полицейским, поскольку стать космонавтом было не в пример труднее. Но почему именно отряд специального назначения?
— Что-то вроде вызова, — немедленно ответил Бобби.
— Вы хотели быть снайпером? Привыкли обращаться с оружием?
— Из винтовки до тех пор стрелять не приходилось.
Он окончательно сбил ее с толку.
— Вы не умели стрелять из винтовки? До того, как попали в отряд специального назначения?
— Да. Мой отец коллекционировал оружие, делал кое-что на заказ, в основном пистолеты. Если честно, отец вообще мало интересовался стрельбой, ему просто нравилось мастерить оружие. Его привлекала техника, красота самой вещи.
— Так как же вы стали снайпером?
— У меня хорошо получалось.
— Хорошо получалось?
Бобби вздохнул.
— Когда я проходил отбор, то сдавал экзамен на степень владения оружием по своему выбору. Я взял винтовку и неплохо справился. Немного практики — и я достиг уровня профи, в общем, лейтенант предложил мне стать снайпером.
— Значит, на ты с оружием?
— Наверное. — При этой мысли Бобби стало неловко, и он тотчас добавил: — Но быть снайпером — это не только стрелять. Официальная должность — снайпер-наблюдатель.
— Объясните.
Бобби чуть подался вперед.
1
Синдром Мюнхгаузена — психическое расстройство, при котором человек симулирует, преувеличивает или искусственно вызывает у себя симптомы болезни, чтобы подвергнуться медицинскому обследованию, лечению, госпитализации и т. п. Причины такого поведения полностью не изучены. Общепринятое объяснение гласит, что симуляция болезни позволяет людям с этим синдромом получить внимание, заботу, симпатию и психологическую поддержку. —