-- Иначе наш разговор закончится? -- уточнил Профессор.
-- Да.
-- Он закончился. Извините, что побеспокоили вас. Без доверия невозможно сотрудничество. Мы не говорим вам многого в ваших же интересах. Лишняя информация обяжет вас к согласию. А насильственное согласие нам не нужно. Значит, мы будем вынуждены изолировать вас. Как минимум, на время
проведения операции. Вы понимаете, надеюсь, чем это продиктовано?
-- Понимаю.
-- На том и расстанемся. И забудем про эту встречу. А вообще-то я разочарован. Я редко ошибаюсь в людях. Не думал, что ошибусь в вас. Очень жаль. Нам нужны такие люди, как вы. Молодые офицеры, которые еще не забыли, что такое честь и долг. Мы знаем, что вас уволили из армии за отказ от
выполнения боевого приказа. Не спрашиваю, какой приказ вы отказались выполнить и почему. Уверен только в одном: не из-за трусости. Чечня - это Чечня. Грязная и бессмысленная война. Она многое изменила в наших понятиях. Невыполнение приказа всегда было воинским преступлением. Сейчас это может быть и проявлением гражданского мужества. Странное время. В новом обществе рождается новая мораль. Она и предопределит все будущие законы. В том числе и воинские. Проводите нашего гостя, подполковник.
Профессор откинулся к спинке кресла, прикрыл глаза и снова стал похож на старого грифа, нахохлившегося на вершине скалы.
-- Когда вы сказали "нам нужны такие люди", кого вы имели в виду? --спросил Пастухов.
Профессор равнодушно посмотрел на него и так же равнодушно ответил:
-- Россию.
Вот тут бы мне встать и уйти. Но я не ушел.
-- Значит ли это, что ты согласен с нами работать? -- спросил Егоров.
-- Пожалуй, да.
-- Это не ответ.
-- Да.
-- Прекрасно, -- слегка оживился Профессор. -- Я все-таки не ошибся в вас. Когда мы примем окончательное решение, подполковник введет вас в курс дела. А нам сейчас остается обсудить последний вопрос. Размер вашего гонорара. Мы предлагаем вам за эту работу десять тысяч долларов. Плюс
расходы по факту.
-- Пятьдесят, -- сказал Пастухов.
-- А не подавишься? -- изумился Егоров.
Пастухов обернулся к нему:
-- Будешь хамить, заставлю порезать.
-- Не понимаю, -- проговорил Профессор. -- Что означает ваша фраза?
-- Это из анекдота, -- объяснил Пастухов. -- Новый русский приходит в магазин и просит взвесить десять граммов сыру. Продавщица спрашивает: "А не подавишься?" Он ей и отвечает: "Будешь хамить -- заставлю порезать".
-- Это смешной анекдот, -- согласился Профессор. -- Но сейчас не самое подходящее время для шуток.
-- А я не шутил. Вы назвали свою цену, я свою.
-- Ваша цена не соответствует работе.
-- Мне придется рисковать жизнью. Потому что вычислить киллера - это одно дело. А обезвредить -- совсем другое.
-- Я склонен согласиться, -- подумав, сказал Профессор. -- Вы правы. За риск нужно платить. Десять тысяч -- аванс, остальное после выполнения задания. Продиктуете подполковнику реквизиты вашего банка.
-- Никаких авансов. Все сразу, наличными и вперед.
-- А теперь ты хамишь, -- заметил Егоров.
-- Нет. Это был тоже небольшой тест. Мне хотелось понять, как вы сами оцениваете сложность задания. И связанный с ним риск.
-- И что вы поняли?
-- Что я мог бы запросить вдвое больше. И вы бы согласились.
-- Вы намерены это сделать? -- уточнил Профессор.
-- Нет. Я назвал свои условия. Если вы их принимаете, будем считать, что контракт заключен.
-- Окончательное решение мы примем чуть позже. Но думаю, мы согласимся на ваши условия.
-- Тогда у меня только один вопрос. А если ваша оценка ситуации не соответствует действительности и киллер вообще не появится в городе?
Профессор и подполковник Егоров переглянулись.
-- Скажите ему, -- разрешил Профессор.
И Егоров сказал:
-- Он уже появился. И сделал первый выстрел.
V
Вот так. Появился. И уже сделал первый выстрел. И нужно защитить красного кандидата. И для этого некие представители некой правительственной структуры, предпочитающие оставаться неизвестными, платят пятьдесят тысяч баксов. И даже были готовы заплатить вдвое больше.
Давно мне не вешали на уши столько лапши.
Но понял я это гораздо позже. А тогда, закончив обсуждение деталей, попрощался с Профессором и подполковником Егоровым, вывел свой джип с территории госпиталя и медленно поехал по асфальтовой дороге, связывавшей госпиталь с Минским шоссе, поглядывая на панель японского магнитофона. Красный светодиод горел, цифры на дисплее медленно сменяли одна другую. Значит, запись шла.
Я подавил желание сразу включить звук. Уж если я догадался оставить "жучка" в кресле, на котором сидел, беседуя с Профессором и Егоровым, нельзя было исключать, что такой же чип воткнули и в салон моего "террано", пока он стоял перед парадным входом в госпиталь. Впрочем, этот богатый комплекс за высоким бетонным забором был скорее не госпиталем, а закрытым санаторием или реабилитационным центром для узкого круга лиц. Для очень узкого. Проходя по застланным ковровыми дорожками коридорам и уютным холлам, я не увидел ни одного раненого в коляске или на костылях. Вообще никого не
увидел.
Через полкилометра я заметил съезд с шоссе, продрался по старой грунтовке и спрятал "террано" в еловом подлеске. А сам вернулся поближе к дороге. Минут через двадцать в сторону Москвы просвистела темно-серая
"Ауди-А8" с затемненными стеклами и милицейскими мигалками на крыше. Я записал номер и вернулся к своей машине.
Ну, посмотрим, с кем мы имели дело.
Я снял боковую обшивку багажника и извлек небольшую "соньку". Детектор для обнаружения чипов. Крайне необходимый инструмент для деревенского столяра. Как ни странно, нуль-эффект. Быть такого не может. Или может? Я включил магнитолу и начал понемногу прибавлять звук. Ага, запищало. Все-таки
запищало. Значит, "голосовик": чип, дающий импульс лишь при определенном уровне громкости. Я обнаружил его под передней панелью. Неслабо. Не чета моему. На какое же расстояние эта таблетка может подавать сигнал? На десять километров? На сто?
Поразмыслив, я оставил ее на месте. Пусть будет. Незачем раньше времени настораживать моих контрагентов. Пусть думают, что контролируют обстановку. А там посмотрим.