Пока я возился с детектором, светодиод на моем магнитофоне погас. Не померк, как бывает, когда слишком далеко удаляешься от передатчика, а выключился.
Это могло значить только одно: что мой чип обнаружили. И уничтожили или блокировали. Я предусматривал эту возможность. Неприятная была возможность. Нехорошо подслушивать чужие разговоры. И главное, никаких сомнений в том, откуда в кабинете Профессора появился "жучок", не могло и возникнуть. Но теперь, когда я нашел и у себя такой же подарок, совесть моя успокоилась. Ну, квиты.
Я извлек магнитофон из машины, отошел в сторонку, перемотал пленку и включил воспроизведение. Свой чип я активизировал только перед самым уходом. Во-первых, потому что разговор, который шел в моем присутствии, мне ни к
чему было записывать. А главное -- из опасения, что "жучок" обнаружат при мне. И тут было бы полное "ай-яй-яй".
С минуту в динамике стоял лишь шелест фона. Потом раздался голос подполковника Егорова:
-- Лихо, Профессор. Я бы на такой блеф не решился. "Проводите нашего гостя". А если бы он ушел?
-- Вы считаете, что я блефовал? -- прозвучал скрипучий голос Профессора.
-- А нет?
-- Вы циник, Егоров.
-- Я практик.
-- Ошибаетесь. Мы сегодня уже говорили об этом, но вы, вероятно, не поняли. Вы облечены высшим доверием. А значит, вы политик. Хотите того или нет. А политик должен верить в то, что делает. Иначе грош ему цена. И ни на какую серьезную карьеру он не может рассчитывать. Ваши впечатления?
-- Крутой паренек. Пятьдесят штук снял -- и глазом не моргнул. Если у него такие гонорары, чьи же конфиденциальные поручения он выполнял? И какие?
-- Незачем гадать. Важно другое. Это ложится в легенду. Наемник. А кто его нанимал и для чего -- второй вопрос. Когда он был в Японии?
-- С седьмого по шестнадцатое октября. Вылетел в Токио прямым рейсом из Шереметьево-2. Вернулся через Осаку автомобильным паромом до Владивостока. Там погрузил купленную машину на платформу и сопровождал ее в рефрижераторе до Москвы. Договорился с водителями рефрижератора, "рефами". За бабки, конечно. Боялся, как бы тачку по пути не раздели. Так что все складывается как надо.
-- Эти "рефы" смогут его опознать?
-- Смогут, конечно. Но кто их будет искать и допрашивать?
-- Ну, допустим. Сколько ему лет?
-- Двадцать семь.
-- Ощущение, что старше. Не внешне. По сути характера.
-- Чечня. На войне люди быстро взрослеют.
-- Вас что-то смущает?
-- Кое-что. Честно сказать, если бы не Япония, я бы его заменил. Хоть это и очень сложно.
-- В чем дело?
-- Вчера я ездил в училище. Узнать у Нестерова, как наш фигурант отреагировал на предложение вернуться в армию.
-- Как?
-- Никак. Не согласился.
-- Мы на это и не рассчитывали. Предложение свою роль сыграло. Психологическая подготовка на дальнем обводе. Что вас насторожило?
-- Перед отъездом я разговорился с полковником Митюковым. Трепло и стукач. Он работал на Второе Главное управление КГБ.
-- Воздержитесь, подполковник, от таких оценок. Он выполнял свой долг. Так, как его понимал.
-- Слушаюсь, Профессор. Так вот, он рассказал, что Пастухов бой мне попросту сдал. На соревнованиях рейнджеров.
-- Помню. Вы говорили про выстрел, который судья не засчитал.
-- Он и первый этап сдал. Оказывается, на мишени был изображен милиционер в неправильно нарисованном мундире. С четырьмя пуговицами вместо трех. Поэтому он в него и выстрелил.
-- Как он успел заметить?
-- Выходит, успел. И второй этап -- тоже сдал. Сделал вид, что оступился. А когда выходил из кабинета Нестерова, не хромал.
-- Что это значит?
-- Вот я и думаю. Могут быть проблемы.
Пауза.
Голос Профессора:
-- Заменяем?
-- Очень сложно. До выборов меньше месяца. И главное -- Япония. Где мы найдем такое благоприятное сочетание обстоятельств?
-- Вы отвечаете за оперативную часть. Поэтому решение я предоставляю вам. Справятся ваши ребята?
-- Справятся.
-- Это ваши проблемы, подполковник. Вам придется их решать, а не мне.
Голос Егорова:
-- Я рассказал вам об этом только потому, что мы оба отвечаем за операцию.
-- Я это понял. Значит, менять ничего не будем. Времени -- ноль. Строго придерживайтесь плана. Схема надежная, должна сработать.
-- А если будет осечка?
-- Я даже думать об этом не хочу. И вам не советую. Все, поехали.
Звук шагов. Стук двери.
Я выключил магнитофон. Не засекли. Удачно. Но почему же он перестал работать?
Я снова пустил запись. С минуту шел фон. Я уже хотел выключить, но тут в динамике раздался какой-то шум, грохот передвигаемой мебели и возбужденные голоса:
-- Здесь! Где-то здесь, точно! Ищи, Шурик! Ищи, твою мать, не стой! Сюда давай локатор!
-- Ничего нет.
-- Ты на стрелку смотри, козел! "Ничего нет"! Яйца нам пооткручивают!
-- Стой! Где-то здесь. Переверни кресло!
-- Точно. Вот он!
-- Голуба-мама!.. Когда пошел сигнал?
-- Минут шесть. Или семь.
-- Или десять?
-- Ну, не десять... Я только вышел сигарету стрельнуть.
-- На, кури... Что будем делать?
-- Нужно доложить.
-- О чем, твою мать? Ты думаешь, что несешь? О чем доложить? Что ты за сигаретой пошел, а я в буфет? В этом же кабинете сам был! Кранты нам, Шурик.
-- А как же?..
-- Не ссы. Вот как. Дави его. И не было ничего. Ничего не было, понял? Во время смены никаких происшествий не зафиксировано.
-- Слышь, Степаныч...
-- Чего тебе еще?
-- Он же, сука, это самое... Он же и сейчас работает. Стрелка --смотри!
-- Дави!!!
Резкий треск. Конец связи.
Я вывел "террано" на асфальт и через четверть часа свернул на Минку. Из магнитолы неслось: "It's my life".
Железная дисциплина. Великая сталинская мечта. Вот тебе и железная дисциплина! Спасибо, неведомый Шурик и неведомый Степаныч. Вы поступили как настоящие советские люди. На вашем месте так поступил бы каждый. Во время смены никаких происшествий не зафиксировано. Смену сдал, смену принял. И
пошли бы все в ж...
Все в порядке, Профессор. Все о'кей!
Так я ерничал про себя, чтобы не думать о том, что узнал. А что я узнал? Ничего хорошего. Кое-что, покрытое флером тайны.
"Там, где неизвестность, предполагай ужасы".
Через два дня я вылетел в город К. Но накануне, гуляя с Настеной и двумя нашими собаками, молодыми