Не знал, что у дракона могут быть чувства и честь!
Я оторопело смотрел, как драконы выходят из пещеры и становятся напротив друг друга. И уже потому, как быстро двигался Скай, мог сказать, что схватка будет трудной. Очень. У меня бы шансов не было…
Или были бы? Я допустил главную ошибку война, которую никогда не позволяли себе драконы – начал сомневаться. И потерпел поражение даже не вступая в бой! Почему я отступил? Это драконы не отступают, – если дракон отступил, это значит, что он придумал еще большую пакость, а я – человек, я отступил…
Наир? Мы с ней чужие, и все – не только кровные узы, но десять лет жизни ради цели – оказалось иллюзией. Прошлого, даже самого счастливого, не вернешь! Даже если бы Ская никогда не существовало… И если бы у меня вышло убить Ская ничего не изменилось бы между нами, – мы не смогли бы стать более чужими. Если бы он убил меня – моя маленькая сестренка простила бы его, как простила ему Дикке: потому что он дракон, а драконов нельзя мерить человеческими понятиями…
А я – что я такое? Трус, способный идти только проторенной дорогой, говорить с чужого голоса, так как надо, как от меня ждут – жить с чужого плеча… Я ужаснулся: сестренка, в тебе ли дело было с самого начала?! Тебя ли я шел спасать или цеплялся за эфемерные остатки мнимой чести, так называемого человеческого достоинства? Просто опасаясь признать, что десять лет были потрачены зря… что я – совсем не тот, каким считал себя, и мне это даже не слишком важно! Что жертва, в которой я пытался находить силы – оказалась напрасной и неискренней…
Как и дракона – я шел убивать не за тебя, Наир, – а за себя: из зависти, желая возвысить себя хотя бы таким способом… Найти хотя бы кого-то виноватого. И уходил не ради тебя.
Мы видим только то, что хотим. И выходит, что Винд прав, – я просто ничтожество и трус…
И из-за этого труса он может погибнуть!
– Винд, не надо! Оно того не стоит! Винд, не глупи! Это же я облажался, а не ты!
Винд, стой! Ну, прости ты меня! Стой, я буду с ним биться!
Но разве может кто-нибудь остановить дракона?
Тем более, когда схватка уже началась.
Он был молод. Он был смел. Он умел желать всем сердцем… И он знал, чего стоит желать.
Храбрый маленький дракончик! Я видел, что он что-то понял для себя… в себе. О себе. Он получил ответ. И после того, как он это понял, не нашел другого выхода, кроме как сразиться со мной.
Глупый маленький дракончик! Но из него получится хороший хранитель…
И я позволил моему сну стать явью!
Драконы кружили друг против друга, – бесшумно, молча, глаза в глаза, – как будто в завораживающем диковинном танце. И даже в человеческом обличье в их движениях была непринужденная легкость полета и невыразимая опасная красота.
Он молод, он силен, убеждал я себя. Кто их драконов, знает! Может и повезет…
Винд атаковал. Скай не стал уклоняться, ответив ему таким же стремительным броском навстречу, и Винд был вынужден качнуться в сторону, одновременно выгибаясь, что бы зайти за спину противника. Маневр не удался, Скай уже развернулся, и Винд отскочил. Холодея, я увидел кровь у него на щеке и на левом плече. Ская ему даже коснуться не удалось…
Надо же, почему-то никогда раньше я не задумывался, что наша кровь одного цвета!
Винд был не только силен, он был быстр и точен. Вот только Скай каждый раз чуть-чуть его опережал!
Снова драконы закружились в своем смертоносном танце. И снова Винд атаковал первым. На этот раз ему почти удалось достать до груди Ская. Тот отпрыгнул, прогнувшись назад, как кошка, и прыгнул сам – Винд упал на колено, пригнувшись, почти распластавшись на камнях. Перелетевший через него Скай взвился, и коршуном обрушился на откатившегося противника. Винд даже не пытался скинуть его с себя, наоборот стремясь вывернуться, что бы удобнее нанести удар. Несколько биений сердца они составляли один клубок, а потом я услышал то, что слышать не мог – хруст кости.
Клубок распался, драконы отскочили друг от друга. Правая рука Винда неестественно висела, а крис остался лежать между ним и Скаем. Дракон – Хранитель по-прежнему был цел, если не считать нескольких неглубоких порезов на предплечьях. Он кружил, не давая противнику возможности достать до оружия. И Винд каждый раз был вынужден отступать.
Я смотрел на поединок, зная, что теперь у раненого и безоружного дракона нет никаких шансов победить. И Скай это знал: он улыбался, и в улыбке его не было ничего человеческого: так могла бы улыбаться кобра перед броском…
И Винд тоже знал… знал, что сейчас погибнет…
Непослушными пальцами я достал свой сакс и послал его в сторону дракона.
– Винд!
Он просто взял левой рукой из воздуха летящий нож, не отрывая взгляда от врага…
Бросок. Подсечка, – Скай падает, оплетая ногами ноги Винда, и сакс отсекает только прядь волос за ухом. Винд прогибается, посылая свое тело назад, – и волнистое лезвие достает лишь до бедра, чуть повыше колена. Винд неудачно приземляется на сломанную руку: кость выходит наружу. Подняться он успевает только на одно колено, посылая руку с саксом навстречу настигшему его Скаю.
Белый дракон плавно перетекает вниз, подныривая под клинок, и крис входит в бок его молодого противника. Винд подается вперед, хоть и заваливаясь в сторону, – и Скай вынужден отскочить, что бы обратное движение сакса его не задело…
Но это уже не имело значения.
Падая, Винд все равно попытался ударить неторопливо приблизившегося к нему Ская саксом. Этот отчаянный выпад был играючи перехвачен. Нож выпал из вывороченной руки Винда, и раздался еще один хруст – Скай сломал ему левое запястье.
Винд по-прежнему смотрел только в глаза – своему сородичу, противнику, победителю – своей смерти…
И Скай тоже смотрел только в глаза, – продолжая поединок…
Когтистая длань сжалась на горле искалеченного, истекающего кровью дракона, и белый дракон без усилий поднял его вверх… Скольким своим собратьям он уже вот так порвал глотки?…