Черт побери, мне не хотелось его убивать! Кажется, я только сейчас понял фразу Винда, и отчаянно искал выход. И драконы, с неодобрением наблюдавшие за боем, и сам Шторм – к этому моменту уже не могли не понимать, что перевес на моей стороне…
Я несколько раз достал его саксом: легко, предупреждая…
Только драконы намеков просто не воспринимают.
Игра через чур затягивалась. Это было ошибкой, чудовищным оскорблением и унижением. Но весь этот поединок был ошибкой, и я все еще искал возможность прекратить его без ущерба для всех, когда ускользнув от очередной атаки Шторма, так и не воткнул лезвие в идеально подставленную спину.
– Хватит играть, Тайрен! – в голосе Винда отчетливо сквозило возмущение и осуждение.
Шторм не удержав равновесие, завалился вперед, рассадив лоб о камни. На плече и боку, – там, где я все же наметил уколы, тоже проступили темные пятна. Его крис застрял в трещине между камнями, и он не смог воспользоваться им быстро. Я ногой ударил его по руке уже всерьез, что бы он оставил эту затею, и удвоенное усилие привело к тому, что в ладони дракона оказался только обломок, который тут же отлетел в сторону.
– Добей же! – звонко выкрикнула Торнада, сверкая синими глазищами.
Я обвел взглядом ее, невозмутимого Винда, безразличного Ливня, задумчивую Бурю, Вулкана – и снова посмотрел на Шторма. Дракон лежал в пыли и, не обращая внимания на заливавшую лицо кровь, шарил пальцами в поисках пусть и сломанного криса…
– Нет! – я зло сплюнул завязшую на зубах пыль, – Сопляк ведь еще…
И пошел прочь, туда, где бросил свои вещи…
Наверное, я все же должен был сказать Винду спасибо, хотя он ничего не сделал в тот момент, а позже мне было слишком противно, – но оборачиваться я начал даже раньше, чем понял зачем… Раньше, чем разум сумел осознать увиденное в его глазах… …Обломок лезвия чиркнул по груди, вспарывая рубаху, и прошелся по ребрам наискось… Мой сакс – вошел гораздо глубже!
И крайне неудачно – кровь хлынула ярко-алая, пенистая…
Дьяволы!!! Мне не надо было ничего объяснять – за десять лет службы я видел достаточно. И не надо было, снова глядеть на драконов, что бы знать, о чем они думают. И сам я в этот раз тоже думал быстро – став на колено, я вогнал клинок точно, чуть выше ключицы…
Что бы парень по крайней мере не мучился понапрасну…
И успел уловить в его светло-карих с прозеленью глазах кроме ярости боя – нечто, похожее на одобрение и благодарность…
Винда и остальных окончание схватки по-видимому примирило с моим первоначальным поведением. Мне же было тошно, как никогда – ну не понимал я, зачем это все было!
Шторм наверняка не так давно стал на крыло, а юнцов всегда тянет пробовать силы, не зависимо от того ноги у них, лапы или крылья. Вот только у драконов такие игры заканчиваются одним – и я это знал же!
Я не дракон, я человек! И как не пытался я сейчас убедить себя, что речь шла о выживании – голос совести этим заглушить не удавалось. Безразличие сородичей убитого мною Шторма, только добавляло тоски – как же так можно?! Да, дрались мы один на один – и для них это достаточно, что бы считать бой честным. Да, проигравший слаб, а слабый – не должен жить… Но как же это было глупо! Ради чего это было?! Не справедливо… Он ведь был так молод!..
Я с горечью посмеялся над собой: драконы не жалеют ни себя, ни друзей и сородичей, и как раз таки все мои переживания по врагу выглядят до нельзя глупыми. Все они таковы, и жалеть их не стоит!
И все же я еще переживал последний взгляд Шторма. Я знал: жизнь – это товар. Мы все тащимся к своему концу, и прикидываем, как бы продать себя по дороже, прикрываясь красивыми условностями: кому-то нужна власть, кому-то богатство, кому-то просто уют и удобство, кто-то жаждет любви к себе… Какая разница, ведь мы готовы платить за это!
И смерть это товар – мне ли не знать этого?! Свою жизнь я уже продал однажды, включив в контракт и костлявую подружку – свою и чужую…
И я не понимал этого взгляда умирающего дракона – какая разница от чьей руки пасть: мерзавца или святого? В чем он успел увидеть здесь достоинство и какой смысл найти? И почему я его не вижу?
Больше всего мне хотелось завыть в небо – даже не волком, а одичавшей бездомной шавкой…
– Я ухожу, – сказал я Винду.
Тот между делом кивнул:
– Я догоню.
Ну вот и все… Только почему же единственное чего я не чувствую, а должен бы – это облегчение…
Она была хороша, как распустившийся на рассвете цветок. Не роза – розы слишком пышны и амбициозны. Она спала, напоминая только что раскрывшуюся лилию. Нежную и торжествующую. Непреклонную в своей чистоте, белизна которой оттеняется зеленоватыми нитями, стремящимися из самой глубины корня…
Я мог бы любоваться ею вечность, если бы не знал, как это мало! В созерцании красоты всегда присутствует скорбь, ибо ты знаешь, что все проходит…
Ресницы дрогнули, и я снова оказался посреди поля ирисов…
Дракон был первым, кого Наир увидела по пробуждении. Она едва воспринимала происходящее, когда ее везли сюда. Где-то далеко остались миг позора и отчаяния, караван, торговцы, и почти безразличное ожидание собственной судьбы. Наир знала, что красива, и была достаточно умна, что бы понимать: где бы не родилась женщина – во дворце или лачуге – красота это товар. Вопрос только в цене… так что ее положение не слишком изменилось.
Дракон был единственным впечатлением, которое сумело прорваться не только сквозь липь, которой ее окуривали, что бы ценная рабыня не вздумала бежать и не повредила себе, но и сквозь владевшее ею ожесточение.
Дракон был первым, кого она увидела, снова обретя способность осознавать окружающий мир.
Он сидел прямо на полу, созерцая ее холодным немигающим взором. Его глаза, под тяжелыми веками были удивительного, чистого до прозрачности, голубого цвета. А лицо в обрамлении бесцветных с желтовато-серым оттенком прядей равно могло принадлежать и юноше, едва перешагнувшему порог мужественности, и зрелому мужу, которого не решается беспокоить даже старость.