У шутника оказалась никудышная реакция - странно, а, впрочем, раз он между мечом и палкой различия не видит, тренировками явно пренебрегал… Как бы там ни было, он не успел увернуться, когда расстояние между ним и его “жертвой” стремительно сократилось и уродливые пальцы больной сомкнулись на его запястье.
И замер на мгновение, точно громом пораженный, серый от ужаса - видно, представил, что его ждет. Запоздало очнувшись, отдернул руку и побрел прочь; люди от него шарахались.
- Сестра, - слово это резануло по ушам, ибо некому было назвать так Самару Морган ни в жизни, ни в смерти… и все же обращались явно к ней. - Ты поступаешь опрометчиво.
- Мне нечего терять, - мрачно ответила утопленница, обернувшись к неожиданному собеседнику.
- Нам всем нечего терять, и все же не стоит поддаваться гневу и рассеивать смерть средь бела дня, - спокойно парировал мужчина, изуродованной рукой подхватывая утопленницу под локоть и увлекая ее прочь от людной улицы. - Ты можешь разбросать свое золото по всему свету, чтобы его подбирали все, кто захочет, и это будет дело пустое, а можешь дать несколько монет тому, кто нуждается в деньгах - и это будет доброе дело. Кроме того, у общины могут быть неприятности, когда герцог узнает о болезни сына.*
- Ты осуждаешь меня… брат?
- Нет, - в голосе прокаженного слышалась улыбка. - Этот крысеныш вполне заслужил уродство. Но мне он не давал повода к нападению - я редко хожу по городу в одиночку…
_____________
*Здесь и далее прокаженный выдает желаемое за действительное. Во-первых, лепра - заболевание низкопатогенное, т.е., контакт с зараженным далеко не всегда гарантирует заболевание. Во-вторых, заразиться лепрой от Самары физически невозможно, т.к. в трупе(а физиологически мисс Морган и есть труп, у которого почему-то работают нервная система, анализаторы и опорно-двигательный аппарат) палочка Ханзена очень быстро дохнет.
========== Глава 5. ==========
Автор ничего не забросил, автор просто медленно пишет))
Мы добавили ко всем главам эпиграфы, а лично к четвертой - маленькое медицинское пояснение.
Die Tränen greiser Kinderschar
Ich ziehе sie auf ein weisses Haar
Werf in die Luft die nasse Kette
Und wünsch mir, dass ich eine Mutter hätte
Keine Sonne die mir scheint
Keine Brust hat Milch geweint
In meiner Kehle steckt ein Schlauch
Hab keinen Nabel auf dem Bauch
Rammstein, “Mutter”
Воображение рисовало ей приземистое здание серого камня с совсем крохотными окнами, едва пропускающими дневной свет. Почему-то в два этажа. И обязательно окруженное высокой каменной стеной со стражниками на входе и выходе.
В действительности же лепрозорий оказался обычным небольшим лагерем. Рваные грязные одеяла, ветхие шатры - там, должно быть, спят по трое-четверо, и дышать совершенно нечем…
И никакой охраны.
- На то, чтобы нанимать для нас стражу, нужны деньги, - пояснил прокаженный, - а у герцога денег немного. В основном благодаря тому наказанию, которое, будем надеяться, скоро пополнит наши ряды…
Самара давно не испытывала трепета перед болезнями и смертью, ее не трогало людское горе, но отчего-то сейчас ей стало неприятно столь неприкрытое злорадство.
- А как же тогда справляется городская стража? - поспешно спросила она, желая, чтобы ответ длился подольше, и ей не пришлось вступать в разговор.
- Мы соблюдаем некоторые законы - например, покидаем лагерь только раз в неделю, в Священный день… стараемся не ходить по городу в одиночестве и, конечно, не нападаем на людей. Нарушение этих законов никому из нас не делает чести, но тебя извиняет твое неведение.
- А что, если б я намеренно нарушила закон?
- Ты подверглась бы ненужной опасности, как сегодня, - неровен час, стража могла и убить тебя за нападение…
Ах, вот как. Могла бы убить - и тем не менее даже не остановила… Похоже, будущего правителя здесь ненавидели так же сильно, как совсем недавно в другом мире - ее саму.
- Нам же нет нужды наказывать друг друга, - продолжал тем временем мужчина. - Менее всего нам нужны внутренние распри, если, кроме любви названных братьев и сестер, у нас нет ничего. Даже имен…
- Но почему? Ведь и тебя как-то назвали при рождении…
- Имя, данное родителями, что отреклись от меня? С благословения Богини, меня проклявшей? - не этот ли голос секунду назад говорил о любви к ближнему? Сейчас в нем не было ничего, кроме звенящей ненависти… - Нет, оно мне не нужно. Мертвецу ведь нет дела до того, что начертано на камне над его могилой; а мы здесь все - живые мертвецы. Останься с нами, сестра, - и снова голос больного смягчился, - мы научим тебя всему, что знаем сами, и ты, убедившись в разумности наших порядков, найдешь в нашей общине родную семью.
Остаться здесь? Интересное предложение… но нет. В лагере она все время будет на виду, и ее истинная природа разоблачит себя рано или поздно. Скорее рано, чем поздно. И вряд ли эти “живые мертвецы” будут рады соседствовать с настоящей неупокоенной.
- Твое предложение очень щедро, брат… Высокой честью для меня будет позволение ходить по городу вместе с общиной и приходить изредка сюда. Но у меня уже есть убежище, и не хотелось бы покидать его надолго.
- Что ж, как знаешь, - с легкой досадой ответил прокаженный. - Но прошу, останься с нами до завтрашнего утра.
И Самара осталась. Кажется, впервые ее приняли тепло и сердечно, как родную. Поделились даже величайшей драгоценностью - мазью, что замедляла течение проказы.
Жители лагеря ценили это снадобье, изготовленное местными магами, за то, что стоило оно недорого, а помогало хорошо. По мнению Морган, у зелья было куда более веское достоинство - оно воняло. Отменно, великолепно воняло, заглушая многие другие запахи. Очередная зарубка в памяти - запастись этой дрянью как следует.
Вечером разожгли костры; кто-то готовил нехитрый ужин, многие - и утопленница в их числе - просто грелись у огня. В лагере не удивлялись тем, кто отказывался от еды; здесь привыкли к любым проявлениям нездоровья.
А ночью, теплой и невыносимо-душной(ох, каково же тем, кто устроился в шатрах…) то там, то здесь слышались стоны страдающих людей. Порой кто-то, мучимый бессонницей, заводил негромкий разговор. Один или два раза нежить даже слышала успокаивающую мелодию колыбельной.
Было в этих людях что-то, глубоко близкое неупокоенной душе. Эх, если бы можно было остаться здесь!
Самара поднялась с остывшей земли, едва занялся рассвет. И ушла тихонько, чтоб никто не слышал, в который раз проклиная свою не-жизнь, отделившую ее даже от братства изгоев бездонной пропастью.
А по-утреннему пустынное побережье было сегодня прекрасно до зубовного скрежета - чуть розоватое небо над темно-серыми валунами, неспокойное сизое море в грязно-белых лоскутах пены… Утопленница шла вдоль берега, завороженная этой красотой, и изрядно удивилась, когда в шум проснувшихся волн вплелся другой, чуждый звук - чьи-то глухие рыдания.
Плакал, сьежившись на плоском валуне и дрожа от холода, вчерашний шутник. Сын герцога… и какого черта он делает здесь, недоуменно подумала Морган. Будь она на его месте - уже давно бы вся округа на ушах стояла…