— А я король зулусов! — гаркнул тут Тедди, да так, что один из пожарных, уже двигавшийся к выходу, аж подпрыгнул.
— Я забираю этого больного, — объяснил Фокс, — чтобы сделать ЭКГ, ЭРГ, ПБП, а также, разумеется, повсеместные тесты Роршаха.
— Этого человека, — сказал администратор, — нельзя было выводить даже в вестибюль.
С этого момента ситуация вышла из-под контроля. Тедди запел в полный голос очень реалистично звучащую боевую песнь зулусов. Фокс, используя момент, передвинулся и занял позицию между администратором и выходом. Потом он вдруг отшвырнул свой пюпитр, стиснул администратора в медвежьих объятиях и поднял его на воздух.
— Бегите, детки! — крикнул он. — Бегите!
И мы побежали — к выходу, вниз по ступенькам и по тротуару к такси. Тедди несся впереди со скоростью и силой перепуганного черного носорога, одного из вымирающих видов, живущих в саванне. Это было прекрасное зрелище: человек таких габаритов несется вперед, как стрела, направленная прямо в сердце свободы. Совсем запыхавшись, я еле сумел догнать его и перенаправить на заднее сидение такси.
Я дал таксисту сорок долларов.
— Куда его? — спросил тот.
— Куда угодно, — ответил я. — К статуе Свободы.
Машина тронулась, и я увидел широкую, очень мирную улыбку на лице Тедди. Он просунул свою здоровенную голову в окно и посмотрел на меня.
— Спасибо, человек! — крикнул он.
Я проводил такси взглядом, пока оно не скрылось. Потом оглянулся, ища Клайд. Но ее не было.
X
Есть женщины, которые выглядят еще прекраснее, когда плачут, и именно такой была Клайд.
Втиснув Тедди на заднее сидение такси, я пытался разыскать ее на улице, но тщетно. Пришлось, скрепя сердце, снова влиться в гущу толпы, собравшейся у входа. Я осторожно заглянул внутрь больницы через стекло. Теперь там роились полицейские, и центром их роения был некто доктор Файнтуш. Он стоял посередине вестибюля и, очевидно, пытался проложить себе путь к свободе при помощи языка. Но в этой ситуации его язык был бессилен.
Я прекрасно понимал, что где-то поблизости должен находиться и тот парень в синем халате, который остановил меня в коридоре после поджога. Попадись я ему на глаза, и он без особых дедуктивных усилий указал бы на причину всей суматохи. Но желание найти Клайд и вывести ее отсюда пересилило все опасения. Наконец я увидел ее одинокую фигуру: она прислонилась к стеклянным дверям внутри вестибюля и, бессильно сложив руки на груди, наблюдала за спектаклем.
Я рванул наверх, прыгая через ступеньки, и застучал по стеклу прямо возле ее головы. Она не обернулась. Она стояла, застыв в позе трагической статуи, и смотрела, как петля затягивается у Фокса на шее. Тогда я рванул на себя дверь, и она буквально вывалилась в мои объятья. Ни говоря ни слова, я потащил ее вниз по ступенькам за руку, как маленького ребенка.
Стоя внизу, в безопасном месте, мы видели, как копы уводили Фокса. Он был в наручниках, руки за спиной, а на груди у него все еще висел стетоскоп. Да, стетоскоп — вот деталь, которую наблюдательный автор ни за что не пропустит.
Мы с Клайд сели в такси и двинулись куда-то в центр, в сторону Чайна-тауна и Маленькой Италии. Машина мчалась по Бродвею, приближаясь к Кэнэл-стрит, а я старался не смотреть на Клайд. Мы молчали, но, как это часто бывало со мной и Клайд (и реже — со мной и Фоксом), понимали друг друга без слов. Мы, конечно, были слеплены из разного теста, но вместе становились чем-то единым, и слова оказывались ни к чему. По крайней мере, в моей жизни самые задушевные разговоры с Клайд происходили в полном молчании. Но сейчас я все же чувствовал, что надо заговорить.
— Мы ничего не могли сделать, — сказал я. — И мне надо было вытащить тебя оттуда.
Клайд не ответила. Она уже перестала плакать и теперь уставилась в окно, словно видела там нечто такое, что только она одна и могла увидеть. «Смотрит в человеческую душу, как в окно», — сказал про нее Фокс.
— Куда мы поедем? — спросил я ее. — В полицию?
Клайд оглянулась на меня с недоумением. Глаза ее оказались совершенно сухими.
— Туда-то зачем? — спросила она. — Фокс знает, что ему делать. Уж сколько раз его уводили в браслетах. Ничего, приходил и уходил. У него это просто — входит и выходит. И с местами так, и с людьми.
— И с тобой тоже так: входил и выходил? — не удержался я.
Клайд проигнорировала этот вопрос.
— Сейчас нам надо решить только одно, — сказала она.
— Что именно?
— Куда мы пойдем обедать.
Если уж быть до конца откровенным, то мое настроение стало заметно улучшаться. И я знал почему: открывалась перспектива побыть вдвоем с Клайд, без всякого Фокса Гарриса. Правда, я чувствовал небольшие уколы совести. Все-таки судьба Фокса была сейчас важнее всего. Ведь для него тюрьма наверняка будет мучением — таким же, как для Тедди и для воинов-масаев. Но я решил выбросить эти мысли из головы и сосредоточиться на Клайд. Если уж она так стоически пережила арест Фокса, то чего мне-то волноваться?