Тут были сразу две поразительные вещи, но я, как всякий писатель, сразу клюнул на критику, а самое важное поначалу упустил. Мой роман был еще не написан, а уже подвергался критике! И не простой критике, а самой убийственной, той, которую авторы совершенно не выносят: меня обвиняли в банальности. Отстойный, тусклый, предсказуемый, без огонька — эти слова мы как-то можем пережить. Но не родился еще писатель, который не встал бы на дыбы от слова «банально». Уважающий себя автор скорее предпочтет обвинение в плагиате.
— Банально?! — заорал я. — Ты называешь это банальным? А это не банально, когда…
Но тут я осекся. До моих маринованных мозговых клеток вдруг дошла вторая, гораздо более поразительная вещь. Да откуда же Клайд знает, что именно я нацарапал у себя в блокноте? Она же ни слова не видела! Неужели она действительно читает меня, как книгу? Она прочла мои мысли?
У меня закружилась голова, в ресторане стало явно жарче. Да что ж это за девушка? Читает мои мысли, знает, что я записал для себя в блокноте полчаса назад, и при этом продолжает как ни в чем не бывало наворачивать овощной суп!
Клайд улыбнулась.
— Да ты не волнуйся так, — сказала она. — Просто обоснованная догадка.
— Чушь! Ты не могла видеть, что я там написал. Как ты догадалась? Ты колдунья, да?
— Я могла бы еще добавить, что шутку, которую ты там записал, мне не переварить.
Я посидел немного, словно оглушенный молотком — но не сильно, а только до состояния легкого отупения. Потом достал блокнотик из внутреннего кармана пальто. Какой смысл скрывать эти записи? — подумал я. — Теперь их можно писать на двух фанерных щитах и вешать на себя спереди и сзади, на манер рекламы. Несколько секунд я ошеломленно таращился на свои последние записи.
— Здесь написано «нам не переварить», — сказал я слабым голосом. — А ты говоришь: «мне не переварить»…
— Полного совершенства не бывает, — скромно ответила она.
— Итак, ты запросто читаешь мои мысли. Ну ни хрена себе! Тут должен быть какой-то трюк. Да скажи же, ради бога, что-нибудь. Как ты этому научилась?
— Этому не учатся, — ответила Клайд. — Это все равно, что предсказывать судьбу, гадая на картах. А это я проделывала, начиная с ранней юности. Еще когда работала на ярмарке с аттракционами. Там, кстати, я и встретила Фокса. А потом аттракционы уехали из городка…
— А где это было?
Клайд вытащила сигарету из моей пачки, лежавшей на столе. Я поднес ей зажигалку. Она выпустила дым и некоторое время смотрела, как он рассеивается.
— Насколько я помню, — сказала она, — это было либо в Чайна-тауне, либо в Маленькой Италии.
Подошел официант, и мы заказали два двойных эспрессо, два канноли и еще две клубнички в шоколаде — из тех, что бывают только в Маленькой Италии. Мы молчали, и это было хорошо. Мне было о чем подумать, но поскольку я теперь не знал, читает Клайд мои мысли или нет, приходилось быть осторожным. Все это было, мягко говоря, странно. Но при этом, должен признаться, вовсе не неприятно. Совершенно новое, странное, волнующее ощущение: поделиться сокровенными мыслями с другом. А может быть, все это мне просто почудилось?
Клайд вдруг ни с того ни с сего дважды хлопнула в ладоши — так делает генеральный директор крупной корпорации, давая знать, что совещание окончено. Остатки моих разрозненных мыслей подхватили свои портфельчики и покинули зал заседаний.
— О’кей, ребята, — сказала она. — Теперь о том, что мы будем делать. Ты отправляешься в суд и начинаешь хлопотать о том, чтобы Фокса выпустили из кутузки. Мне бы не хотелось, чтобы на этот раз он там сильно засиделся. Это начинает разрушать его неповторимую личность. Так что самое лучшее — вытащить его под залог.
— А что если мне денег не хватит?
— Вытащи его! Ведь мы же вытащили Тедди. Я в тебя верю, Уолтер. Ты надежный и разумный, я доверяю твоему здравому смыслу. Ты разберешься, что надо делать.
— А ты мне поможешь?
— Нет, я не смогу. Во-первых, у меня сильная аллергия на копов. А во-вторых, мне надо заняться подготовкой одного дельца. Мы должны отомстить негодяю, из-за которого Тедди упрятали в психушку.
— И кто это такой? — спросил я осторожно.
— Дональд Трамп.
Жители этого безумного мира придумали много причудливых логических натяжек. Но ни одна из доступных мне не способна была объяснить эти слова Клайд. Да, — думал я, — наверное, я слишком рационален, слишком прагматичен, я слишком «Уолтер», чтобы узреть свет ее истины.