— Я тебе скоро позвоню, — пообещала она.
Я долго смотрел ей вслед. Потом она исчезла в метро.
Надо иногда доверять людям, убеждал я себя. Не надо думать, что весь мир хочет тебя поиметь.
Так я думал в то время. Это было, как вы понимаете, до того, как я превратился в коллекционера тропических рыбок. В одного из тех коллекционеров, с которыми всегда случаются несчастья.
II
Прошло недели две, и в моих дверях показались полицейские. Если уж говорить совсем точно, сначала они не показались в дверях, а постучали в окно моего полуподвала. Кстати, я забыл сказать еще об одном полуподвальном минусе. Если вы живете в полуподвале, то может случиться и такое: вы поднимаете глаза от тостера, в котором пытаетесь подрумянить рогалики, к окну и видите между мусорными баками полицейского. И он колотит в ваше окно своей дубиной. А дубина у него такого размера, что подрасти она совсем немного, и ей можно будет играть в бейсбол. Коп наклоняется, чтобы получше рассмотреть происходящее в квартире. К счастью, он видит только то, что вы возитесь с тостером. А что если бы он заглянул чуть пораньше и увидел, как вы занимаетесь самоудовлетворением или курите траву, или — боже упаси — что-то там пишете?
Я увидел, что полицейский, стоящий между мусорными баками, жестикулирует, требуя впустить его в дом. В ту эпоху моей жизни я не был параноиком, скрывать мне было совершенно нечего, так что я нажал на кнопку домофона и пустил копов — их оказалось двое — внутрь. Они потыкались с минутку в подъезде, потом я открыл дверь, и они вломились в квартиру — как раз в тот момент, когда из тостера выскочили два румяных рогалика. Мне это показалось хорошим знаком. Во-первых, впервые за несколько недель мой тостер не сжег все, что в него положили, и не наполнил комнату таким дымом, словно выбрали папу римского. Во-вторых, мне хоть кто-то нанес визит. Полицейские ко мне еще никогда не приходили, и я понятия не имел, что им было надо.
Двух копов и одного романиста, пребывающего в писательском ступоре, вполне достаточно, чтобы в маленькой полуподвальной квартире стало не повернуться. Аквариума у меня тогда не было, но все равно места было маловато.
Полицейские для начала удостоверились, что я и есть Уолтер Сноу, но к делу переходить не спешили.
— Отличная у тебя берлога, — сказал один. Он был тощий, с востроносым личиком топориком, и звали его, как выяснилось, Рот.
— Да, в Нью-Йорке не через каждое окно увидишь парашу, — сказал второй. Этот все время хихикал, имел здоровое пузо, и звали его Шелби.
— Каждый селится на своем уровне, — заключил Рот. Он-то не хихикал. И вообще, он вовсе не выглядел любителем похихихать.
— Итак, чем я могу быть вам полезен, офицеры? — спросил я.
— «Чем могу быть полезен, офицеры…» — передразнил меня Шелби. — Отличный парень!
— Вопросы будем задавать мы, — отрезал Рот, скривив свой рот с презрением и отвращением одновременно.
Я был совсем сбит с толку. Я не мог ни вынуть рогалики из тостера, ни выкинуть копов из квартиры, ни понять, что они тут вообще делают. Я начал чувствовать себя немного Францем Кафкой — но вовремя вспомнил, что у меня писательский ступор.
— Чем вы зарабатываете на жизнь, мистер Сноу? — спросил Шелби.
Рот тем временем заглянул в мусорное ведро и появился обратно с новой ухмылкой презрения и отвращения. Мусорное ведро у меня, между прочим, было совершенно нормальное, если не считать того, что размером оно с небольшую кладовку.
— Я — романист.
— Романист? — переспросил Рот, озираясь вокруг с таким видом, словно видел огромную шикарную квартиру.
— Ну… — сказал я, — на самом деле я ничего не писал в последние семь лет…
Шелби покивал головой с умным видом и спросил:
— А отчего бы это, мистер Сноу?
— Хотел бы я сам знать, — ответил я с привычным унынием. — Похоже, что я уже не способен ничего написать.
— Какая досада, — сказал Рот.
— Погубить такой талант, — развил тему Шелби, странно улыбаясь.
— Вот и моя тетушка Беатриса мне то же самое всегда говорила, — согласился я.
— Она живет в Нью-Йорке? — спросил Шелби.
— Нет, — ответил я. — Она умерла.
— Какая досада, — сказал Рот.
Как я уже говорил, мне редко доводилось общаться с полицией, но все-таки мне показалось, что они допрашивают меня не совсем так, как это обычно делают с законопослушными гражданами, одним из которых я являлся. Я напрягал свои мозги, пытаясь понять, что же им все-таки надо.