Персонал свободен и может отключить опознание, но никто и никогда этого не делает. Зачем, что им скрывать?
Рудольф знал: точки с надписью «Ивась-1» на панно нет. Беглец далеко, детектор не видит чип в его теле. Но и чип не видит детектора, так что парню сейчас непросто. Однако, какое ему дело до проблем мясного питомца? Со своими бы разобраться.
- Система! - произнёс Рудольф. - Воспитателей Арно и Эльвиру утром ко мне. А если не спят, то сейчас!
Беглеца проведём как производственный брак. Об этом его попросят незадачливые любовники, - и пусть попробуют не подписать протокол!..
Глава 4
«...- Первый», - доложил Ивась и шагнул на конвейер. Как обычно, вслед за Лизой-длинный номер. «Нагнуться, ноги раздвинуть!» - приказал Лизе доктор. Заскрипело. Лиза дёрнулась, но застряла на полпути. Она была белая-белая, покрыта изморозью, и по полу от неё тянуло холодом. «Смотрите, как же так?!» - хотел сказать Ивась, но доктор крикнул: «Руку!» и схватил его за плечо. Пальцы доктора обжигали, Ивась попытался вырваться, но не смог, а доктор достал откуда-то шприц с толстой и длинной иглой и всадил её Ивасю прямо в синюю единичку. Ивась заверещал от боли и проснулся.
Закутавшись в куртку, он лежал в кустах бузины. Куртка отлично защитила от дождя и холода, но озябли торчащие наружу ноги. Свет солнца пробивался сквозь листву, растянутая между ветвей паутина отяжелела от бусин росы. Ивась поджал ноги и сел - и охнул от боли! Левое плечо жгло и крутило, вбивало под кожу в такт пульса иглу из сна.
Он освободил руку. На месте номера вспух здоровенный волдырь, кожица на его верхушке натянулась, а под нею ворочалось что-то противное, бело-зелёное. Ивась осторожно тронул волдырь пальцем, и в глазах потемнело: левую руку, от ключицы до кончиков пальцев пронзил обморочный разряд. Ивась застонал, укусил ладонь; не помогло. Он зачерпнул мокрой листвы и приложил к волдырю; стало чуть легче, но ненадолго.
Он заплакал от бессилия, от жалости к себе, от невозможности сделать хоть что-то. Огонь в плече разгорался. Мелкие твари под кожей разложили костёр и жарили на нём ивасёво мясо!
Нужна вода... Он видел ночью воду, он забрёл в неё чуть не по колено. Много холодной воды - залить дурной костёр под кожей! Ивась поднялся и понял, что не пройдёт и десяти шагов, потеряет сознание и свалится. Глаз можно лишиться, сколько вокруг острых обломанных ветвей... Острых!
Ивась закусил губу и что есть силы саданул волдырём по ближайшему сучку! От боли в голове что-то оборвалось... и он обнаружил себя стоящим на четвереньках над ковром из кислицы. Плечо слабо ныло, а из раны лениво сочилась кровь. Тёмную зелень перед глазами покрыли красные и жёлтые пятна, и среди них Ивась заметил блестящую звёздочку. Он подцепил звёздочку двумя пальцами - и сейчас же бросил: горячо!
Что это такое? Ивась не стал гадать. Хоть что, а ему с этой гадостью не по пути. Ивась вбил жгучую крупинку кулаком в землю, поднялся на ноги и пошёл под гору, как бежал ночью. Куда угодно, но дальше от места, где рубят людей на куски.
Ельник зарос бузиной и малиной, валежник заставлял петлять и отступать назад. Солнце жарило не по осеннему, трава хватала за ноги и донимали комары. Пижамный рукав пропитался кровью и заскоруз, каждый шаг причинял боль. Ивась вымотался и ручей заметил, только когда поскользнулся на глинистом бережке и съехал в воду.
Он напился, и желудок, который с каждой минутой жаловался всё громче и настойчивей, на время затих. Болели исколотые ступни. Ивась оторвал у куртки рукава и смастерил чуни, и снова, в который уже раз удивился новым словам, которые возникали словно бы ниоткуда. Чуни, бузина, кислица, комары. Валежник, ручей, ковёр, волдырь. Он разберётся, потом, решил Ивась, а сейчас надо идти.
После ручья началась широкая и прямая, поросшая малиной и иван-чаем полоса. Она тянулась далеко вперёд, разрезав лес пополам. По правой стороне стояли старые, высокие ели, в их тени почти не росла трава, и лучшей тропы трудно было придумать.
Сначала Ивась шагал не задумываясь и просто отдыхая, потом его внимание привлёк бурый холм, перегородивший полосу. Это оказалась куча старого железа. Погнутые полосы, балки, изъеденные ржавчиной до дыр, рассыпались в пальцах. Проволока из серого металла сохранилась лучше, её скрученные плети повисли на еловых лапах, выглядывали из-под многолетней хвои. Рядом Ивась нашёл россыпь зеленоватых стеклянных блинов с дырой в центре. Что это было? Память молчала. Ивась мог назвать всё по отдельности: заклёпки, перекладины, швеллеры, уголки, но для чего служила стоявшая здесь когда-то бандура, представить не мог.