Заграничный паспорт! Он что, решил за границей спрятаться? А диск?
Я замотала головой, как лошадь, в надежде вытрясти оттуда все эти мысли. Не хочу об этом думать.
А о чем тогда? О маникюре? Или о сотворении мира? А может, о матушке и Кирюше?
Ну и что тут думать? Конечно, я не собираюсь ей докладывать. Он, разумеется, скажет, что это его пятиюродная кузина из Тьмутаракани или просто сотрудница, с которой они закупали продукты для небольшого рабочего банкета. Мамуля традиционно поверит, она всегда всему верит, если говорит лицо неженского пола. Я окажусь идиоткой или, еще хуже, интриганкой, пытающейся внести разлад в дружную семью. Нетушки, пусть это выплывет наружу как-нибудь без моего участия. Можно подумать, своих проблем мало!
Дай-ка я лучше подумаю, с чего все началось. Как-то за всеми “увлекательными” событиями я совершенно забыла о первопричинах этого родео. Совершенно непонятная история. Похоже, кто-то сознательно подставил и Андрея, и меня. Но кто? И зачем? Вчера, когда мы с Корниловым разговаривали на лестнице в редакции, у меня уже крутилась в голове какая-то мысль, но тогда я ее не поймала. Я еще сказала ему, что надо спокойно подумать. Думай, голова, думай! Ищи, откуда ноги растут.
И вот тут-то у меня возникло странное ощущение, что сегодня я то ли сказала что-то, то ли подумала о чем-то таком, что могло бы вывести к разгадке. Я начала усиленно вспоминать, что же я сегодня говорила и о чем думала.
Так, с самого утра. Еда. Бутылки. Зеркало. Сказка. Волосы. Поцелуи. Одежда. Проститутки. Гостиницы. Фотографии. Заграница. Продукты. Кирюша.
Нет, ничего не получалось. То ли я что-то упустила, то ли информационный канал закрылся. Но, как всегда, когда забудешь что-то, это кажется самым важным. И я упорно перебирала: гостиницы, паспорт, одежда, проститутки, волосы - пока глаза не начали слипаться, а мысли путаться.
* * *
Наверно, я и во сне думала о том же, потому что все эти мысли так или иначе там присутствовали. Правда, в совершенно невероятных сочетаниях. Сначала я собирала на берегу бутылки, а Корнилов фотографировал меня и орал, чтобы я не шевелилась. Потом Кирюша оказался сутенером, который продавал проституток за границу. В конце концов я очутилась в парикмахерской, а Корнилов в кокетливом желтом передничке придирчиво выбирал в стаканчике расческу.
В этот момент раздался стук в дверь. Я так и подскочила. Мы договорились с Андреем, что, когда он вернется, постучит: “Зенит” – чемпион”. Но в дверь ломились совершенно неритмично.
- Кто там? - спросила я, на цыпочках подкравшись к двери.
- Открывай! - рявкнул незнакомый мужской голос.
Я замерла.
- Киса, открой, - пискнул портье. - Разговор есть. Да не бойся, открой.
Я осторожно приоткрыла дверь, и в комнату тут же ввалился тощий длинный мужик с острым птичьим носом и нехорошим взглядом. Узкие плечики обтягивала серая трикотажная рубашка, а между черными брюками и ботинками ослепительным моветоном белели носки.
- Веня сказал, у тебя хозяина нет, - то ли спросил, то ли ответил мужик. - Это неправильно. Девушка одна не должна работать. Мало ли кто обидит. Как ты думаешь?
Я пожала плечами. Попадалово продолжается. Сейчас у меня и сутенер появится! Надо как-то объяснить, что я не проститутка, а честная женщина, которая пришла в гостиницу с любовником. Нельзя, что ли?
- Ты, голуба, крылушками не маши, а то улетишь. На первый раз прощу, а в другой - учти. Ты моя. Придешь и скажешь Вене - Вантузова, мол. Или не приходи вообще.
Ничего себе кликуха - Вантуз! Или это фамилия такая - Вантузов? Да нет, не может быть, у таких фамилий нет, только клички.
- А клиент где? - поинтересовался Вантуз, сосредоточенно ковыряя пальцем в ухе.
- Какой клиент? - опомнилась я. - Извините за пошлость, но это не то, что вы думаете.
- Не понял! - нахмурился Вантуз и повернулся к портье Вене. - Ты же сказал, ее Морковка привела.
- Так это она сказала: мол, Марина...
- Ну да! - важно подтвердила я. - Марина сказала, сюда можно приехать с другом, и никто не будет совать нос и спрашивать документы. Можно подумать, у приличной женщины не может случиться маленького приключения. А этот сразу: “Ты чья? Так нельзя”. Нет, больше в жизни сюда не приду! Лучше в Дом колхозника.
- Там советами замучают, - золотозубо улыбнулся Вантуз. - Ладно, трахайтесь, не будем мешать. Извините за вторжение. Разберемся. А где все-таки... друг?
- Вышел. Ненадолго. Скоро вернется.
- Но если надумаешь вдруг, то всегда буду рад. Ты вон какая миленькая. И попка есть, и бюст... на родине героя. И ножки... - он придирчиво оглядел меня, как корову на ярмарке. - Не от ушей, конечно, но хоть не кривые. Ну что, подумаешь? С каждого стольника пятьдесят твои. Не считая платы за комнату.
Я послушно кивнула. Процесс вербовки в постельную армию я представляла себе как-то иначе. Может, у них с кадрами напряженка?
- Ну вот и отлично. Звать-то тебя как, дорогуша?
- Виолетта, - брякнула я.
- Ага, - поцокал Вантуз. - Виолетта из туалета. Сойдет.
Дверь за ним захлопнулась, и я в прострации рухнула на кровать, уже не думая о том, кто и что делал на ней раньше.
Смотри-ка, добрый какой сутенер. Может, и правда, послать Корнилова подальше вместе с его поганым миллионом и повкалывать на Вантуза?
И придет же такая пакость в голову, прости Господи!
На следующее утро я проснулась поздно. Солнце заливало комнату. Золотистые пылинки, попадая в луч света, вспыхивали искрами. Где-то за окном назойливо, как поп-звезда, выпевала песню из трех нот неведомая птичка. Часы Герострата лежали рядом на стуле. Сощурившись, я кое-как разглядела: половина двенадцатого.
Сам Корнилов тихо сопел, спрятав голову под одеяло. Голая пятка, розовая, как у младенца, трогательно выглядывала наружу.
Все получилось очень просто и по-домашнему. Андрей вернулся поздно, принес бутылку вина. На полуголодный желудок меня повело уже с первого бокала (а точнее, пластикового стаканчика). Сначала защипало переносицу, потом напала чудовищная болтливость. Я не давала Корнилову вставить ни слова, рассуждала о каких-то глобальных проблемах, ударилась в воспоминания детства, а под конец мне стало так жаль себя, что я расплакалась и ревела до тех пор, пока он не сгреб меня борцовским захватом.
Все это как-то неприятно напоминало историю с Мишкой, когда он пришел ко мне в Верхний тупик за согласием на развод. Правда, того отвращения я к себе не испытывала, но и счастливой, как Скарлетт О’Хара после безумной ночи с Реттом Батлером, тоже себя не чувствовала. Какое-то тоскливое пасмурное чувство...
Полежав еще минут пять, я осторожно, чтобы не разбудить Андрея, выползла из-под одеяла и накинула на плечи вместо халата его рубашку. Еще одна банальность. Во всех идиотских фильмах героиня, проведя ночь или просто какое-то время с мужчиной, непременно влезает в его рубашку и сверкает из-под нее голой задницей. Может, это просто печать собственности: теперь ты мой? Я бы предпочла благоухающей потом и табачным дымом рубашке хотя бы полотенце, но те розовые махровые клочки, которые предлагались в этом небогоугодном заведении, годились разве что на подтирку для одного места.
Впрочем, я сообразила это слишком поздно - когда уже залезла в душ. Вытираться было нечем, вылезать - слишком холодно, поэтому я так и оставалась под горячими струями, пока в “ванную” не просунулась заросшая золотистой двухдневной щетиной физиономия Герострата.
- Спинку потереть? - спросил он как-то слишком бодро.
Утренний сиквел в душе?! Только не это! Сразу вспомнилась одна жуткая история. Мой однокурсник Костя, неуправляемый потаскун, кстати, женатый на очень милой девочке, всегда говорил: “Главное - не изменять в душе”. Однажды он залез в душ с какой-то девицей, поскользнулся на вираже, упал и сломал позвоночник. Мало того, что оказался прикованным к инвалидной коляске, так ведь и изменять больше уже никому не мог - ни в душе, ни в душе. А жена, между прочим, от него ушла, но это уже к делу не относится.