- Нет, ты не просто дура, ты просто кретинка! – кудахчущим нервным смешком захихикала Милка. – Или притворяешься?
- Ты не слишком-то увлекайся, - посоветовала я.
- А то что? Если хочешь знать, я действительно хотела отомстить. Только не ему, а тебе.
- Ну мать, ты даешь! – восхитилась я. – А почему тогда только мне? Имя нам – легион. Что, слабо отомстить легиону?
Антон и Петя с интересом наблюдали за нашей перепалкой, переводя взгляд то на нее, то на меня. Корнилов начал беспокойно ерзать.
- Да, тяжелый случай, - Милка натянула фарисейскую улыбочку. – Или тебе все надо озвучить? Дорогая, из всего легиона одна ты написала Стасу анонимку, хотя клялась: никогда, никому! Обниматься лезла. Была бы я сейчас почтенной домохозяйкой, детишек воспитывала. Так ведь нет! Что тебе было надо? – заорала она, сделав шаг в мою сторону. – Ты его получила? Зачем же надо было портить жизнь мне? А теперь еще вопросы задаешь?
Потеряв дар речи, я только и могла, что хлопать глазами. А Милка продолжала орать, брызгая слюной и размахивая пистолетом:
- Я все продумала. Как убить всех зайцев. Кроме тебя, конечно. Для тебя была особая фишка. Только вот все на перекосяк пошло. Из-за этого ублюдка! – она ткнула в Корнилова, который сидел, как-то странно сжавшись и медленно наливаясь краснотой.
- Да подожди ты! – наконец-то прорвало меня. – Не писала я никаких анонимок! Я и имя-то твоего мужика сейчас в первый раз услышала. Наоборот, я думала, что это ты написала анонимку Мишке. Потом уже сообразила, что кто-то другой. Вряд ли ты могла знать, где и когда мы встречались и что делали в постели. Если, конечно, он сам тебе об этом не рассказал.
Теперь уже глазами хлопала Милка. Правда, пистолет она по-прежнему держала нацеленным на нас, а точнее, на меня. Только теперь ей приходилось левой рукой поддерживать правую, под локоть.
- Он? – переспросила она. – Ты хочешь сказать, он? Видишь ли, подруга, Стасу тоже написали, где и когда мы встречаемся с ним и что делаем в постели.
Мы посмотрели друг другу в глаза, потом перевели взгляд на Корнилова, который уже перегнал оттенком отваренную с уксусом свеклу.
- …! – почти весело сказала Милка.
Что сказала я, честно говоря, не помню, потому что мир опять заволокло.
Не сговариваясь, мы бросились на него и начали бить, пинать и царапать. Пистолет сиротливо остался лежать на полу. Петя отшвырнул его ногой подальше в угол и в два счета скрутил Милку, как куклу.
Я, оставшись без поддержки, выдохлась и, наподдав Корнилову еще разок запрещенным приемом ниже пояса (“Что ж ты делаешь, ведьма? – ласково проворчал Петя. – Ему ведь больно!”), присела на диван отдышаться. Милка пыхтела, как носорог, и смотрела на него горящими глазами. Не смотря на все, что она сделала, и что собиралась сделать, я вдруг почувствовала к ней какую-то почти сестринскую жалость.
Не прошло и полугода, а точнее, минут сорок, как приехали менты. За компанию хотели арестовать и нас с Корниловым, который пришибленно сидел в углу и размазывал по физиономии кровяные сопли. Но Антон не дал. Он долго беседовал о чем-то с бравым старлеем, после чего мы все, включая Катю, Гену и Толика, написали какие-то заумные сочинения, которые бравый старлей сложил в синюю папочку, и дали торжественное обещание явиться куда призовут. По первому требованию.
Милку погрузили в “козла” и увезли. “И все-таки ты дура!” – сказала она мне на прощание.
- Ну, вот и все! – расслабленно пробормотала я, усаживаясь прямо на траву и пачкая зеленью белые брюки. – Лотка, паршивка, перестань целоваться! Где ты, интересно, была, когда из озера вынырнул “морской котик”? Почему не лаяла?
- Нет, Аллочка, к сожалению, еще не все, - Антон сел рядом со мной и обнял меня за плечи. Быть может, чуточку демонстративно, но я не обиделась.
- Доиграем плохую пьеску до конца? – С другой стороны на траву плюхнулся Петя и боднул меня головой в плечо. – Тогда нам надо встать и синхронно, а главное, сурово, посмотреть вон туда.
“Вон там” стоял Корнилов. Андрей Евгеньевич. Стоял и тыльной стороной ладони вытирал нос.
- Наверно, я пойду? – промямлил он.
- Иди, дорогой! – кивнул Петя. – Вот, возьми, - он вытащил из кармана пятидесятирублевую бумажку. – Можешь не возвращать.
- И куда мне идти? – давя на жалость, словно казанская сирота, ныл Корнилов, торопливо запихивая деньги в карман.
- Куда-нибудь подальше, - посоветовал Антон.
- Например, к Лошади Ане, - добавила я. – Хотя, конечно, вряд ли ты ей понадобишься без денег. Но ничего, Россия велика, дур в ней – не меряно.
- Никак не пойму только, - задумчиво спросил в пустоту Петя, когда сгорбленная Геростратова спина скрылась из виду, - зачем он написал эти анонимки?
- Боюсь, что это останется тайной навсегда, - я упала на спину и стала жевать травинку, глядя в высокое небо, подернутое белесой испариной. – Хотел удержать нас при себе? Но почему тогда порвал со мной, когда узнал о нашем с Михаилом разводе? Наоборот, хотел избавиться? Тогда зачем расстроил Милкино замужество?
- Может, он как раз хотел избавиться от тебя и придержать ее, - поддразнил меня Петя.
- Вот свинья! – я пихнула его в бок. – Хотите, догоню и спрошу?
- Не-ет! – хором простонали мужчины. – Аллочка, что хочешь, но только не это!
* * *
Всю дорогу я готовила себя к тому, что предстояло лицезреть.
“Видела бы ты свою квартиру!”
Одну и ту же фразу сказали Корнилов, Динка и вечная ему память Крюгер.
“Ну и что? Будешь жить у меня”, - Антон только плечами пожал. Хорошо, а если я ему надоем?
…После того, как Герострат избавил нас от своего присутствия, у меня наступило то, что называется “обратной реакцией”. Сначала я истерично хохотала по поводу и без повода, разгуливала по “поместью”, восторгалась цветиками-люнцетиками за соседским забором, обнималась с Лоттой. Потом забилась в уголок и всплакнула, сладко и болезненно жалея себя. И если раньше слезы смывали лишь самые верхние слои душевной дряни, принося временное облегчение, то теперь словно таял айсберг. Я никогда не плакала столько раньше, надеюсь, не придется и впредь.
Покончив со слезами, я вломилась на кухню и совершила набег на холодильник.
- Может, осетринки? Или грибочков? А может, грудку куриную быстренько поджарить? – квохтала Катя.
Я под завязку набила утробу всем, что попало под руку, - автоматически, почти не ощущая вкуса, и с трудом перевела дух. Как волк из мультфильма: “Щас спою!”. Но петь не хотелось. Навалилась апатия: вязкая и густая, как сливочный кисель.
Вяло махнув Антону рукой и бросив через плечо: “Пошла спать”, я вскарабкалась по лестнице, подумала секунду и вошла в его спальню. Душ принимала уже на автопилоте.
Было, наверно, заполночь, когда я почему-то проснулась. Антона рядом не было. Снизу доносились громкие голоса и смех.
Осторожно, на цыпочках я выбралась в коридор, дошла до площадки и посмотрела вниз.
Да… Дым коромыслом!
На столе – почти пустая литровая бутылка “Абсолюта”, рюмки, тарелки, какие-то закуски. Петюня, багровея бритым затылком, гонял по тарелке маринованный грибок и рассказывал что-то, вставляя через слово такие перлы, что у меня начали вянуть ко всему привычные уши. Антон, растрепанный, в расстегнутой до пупа рубашке, похожий на рядового бытового алкоголика, внимал ему, лениво хрумкая огурцом.
- Я, Владимыч, за вас любому глотку порву! – расчувствовался бравый секьюрити. – Дайте я вас обниму!
Ничего себе! Но Антон, начихав на субординацию, встал, обошел стол и сам обнял Пет.
- Наливай! – скомандовал он и покачнулся.
Я хихикнула и плавно отступила на запасные позиции.
Утром меня разбудила Катя.
- Полюбуйтесь-ка, что там творится, - она посмотрела на меня взглядом заговорщицы и протянула захваченный из моей комнаты халат.
Накинув его, я спустилась вниз и расхохоталась.
Петя спал на полу, положив ноги на кресло. Его храпу мог позавидовать трактор “Фордзон”. Рядом валялся стеклянный труп “Абсолюта”. Антон спал на “моем” диване, завернувшись в плед так, что из кулька торчал только нос и одна нога в сером носке.