Сергей сел за компьютер и попытался отыскать страну, в которой говорили бы по-немецки, и в которой шла бы хоть какая война. Не нашёл.
Сказать, что по указанному адресу в понедельник он пришёл лишь из любопытства, было не верно. Правильнее было бы сказать, что и из любопытства тоже. Где же это отыскалась такая горячая точка, что без немецкого – никак? И что это за странный ответ Колчака на вопрос об уровне опасности – «Не знаю»?
На старом массивном здании никакой вывески не было. Иного Сергей и не ожидал. На таких учреждениях если и вешают вывеску, то что-то вроде «рога и копыта». Военизированная охрана, сразу налево – бюро пропусков. Паспорт, стандартный вопрос, кто заказывал пропуск? Ах, подполковник Кольчинский? Пожалуйста, вот пропуск, на шнурке, повесьте себе на грудь.
Учреждение более походило на медицинский центр, что озадачило Сергея. Не пахло ни горячими точками, ни оружием, ничем таким, что могло бы напомнить ему прежние места вербовки и отправки.
Колчака он нашёл на втором этаже, в комнате с номером 208. В комнате сидели ещё трое – кроме Колчака. Они что-то шумно обсуждали до того, как он зашёл. И мгновенно замолкли при его виде. Сергей почувствовал, как в него впились четыре пары глаз. Сверлили насквозь, словно намеревались досверлится до его скрытой сущности. Колчак встал, поздоровался за руку, усадил на стул напротив этой троицы и тут же подсунул бумагу о неразглашении. Бумага была подготовлена заранее – значит ждали. Сергей подписал не глядя. Колчак вернулся на прежнее место, троица превратилась в квартет. Затем началось нечто странное. Все члены квартета начали потихонечку толкаться, каждый предлагал другому начать разговор. Это тоже было странно, с таким Сергей прежде не сталкивался. И сам помог им выйти из затруднительного положения. Обратился прямо к Колчаку:
– Товарищ подполковник, вы хотели рассказать о чём-то таком, о чём нельзя было вне этих стен говорить.
Он сразу заметил, как среагировали трое других на слова «Товарищ подполковник». Нет, это не военная организация, тут по Уставу обращаться друг к другу не принято.
Колчак кивнул.
– Что бы проще было, я с конца начну. Ты как к Гитлеру относишься?
У Сергея глаза на лоб полезли от удивления. Смеются что ли? Да нет, никаких намёков, даже напряглись все как-то. А как смотрят на него! Проглотить готовы. Тут что, филиал детского сада или начальной школы, в которой ничего не смыслящие и ничего не знающие детки сидят? Ответа на такой вопрос они не дождутся – нечего прикалываться.
Все некоторое время молчали. И лишь когда поняли, что Сергей на вопрос отвечать не собирается, продолжили.
– Мы подбираем человека, который убьёт Гитлера.
Тут уже Сергей не выдержал и съязвил:
– Выяснилось, что он ещё жив?
– Чувство юмора у него есть, – констатировал мрачный мужчина, сидевший справа от Колчака. – Это хорошо.
– Нет, Сергей, – вздохнул Колчак. – Он, слава богу, мёртв. Мы о другом. Представь себе, что ты переносишься в 1905 год и встречаешь Гитлера. Что бы сделал?
– Удавил бы гада!
– Вот это и требуется. Мы тебя перебросим в 1905 год, ты там разыщешь Гитлера и…
Колчак замолчал. Ни у кого из сидевших рядом с Колчаком, ни мускул на лице не дрогнул. Сергей это сразу отметил.
– Ну а если серьёзно?
И снова пауза. И другой – пожилой, с лысиной, сказал:
– Куда уж серьёзней. Ты про машину времени что-то слышал?
– Фильм видел, – Сергей не понимал к чему лысый клонит. – По книге Уэллса.
– Замечательно!
Так вот, нам тоже удалось склепать машину времени. Конечно, не такую, какая была у Герберта Уэллса, поскромнее. Машина времени Уэллса могла отправиться и в прошлое, и в будущее. Наша же – может только в прошлое. Машина Уэллса всегда была готова к работе – то есть в любой момент можно было забраться в её кабину и отправиться в путешествие. Нам такого достичь не удалось, наша машина может отправиться в путешествие только в определённые моменты времени, мы их называем «окошками», или – если полным названием – «окна выхода во вневременное пространство». И попасть можно не в какое захочется время, а лишь в строго определённые, конкретные даты, определяемые расчётным методом. Мы называем «окошками выхода из вневременного пространства». Предположим для примера, первого декабря сего года в 10 часов утра на пять часов откроется окошко для перемещения в 11 мая 1930 года или в четвёртое октября 1890 года. И никаких других дат. И только на непродолжительное время.