– Прошу меня простить, – в этот момент тихо проговорил Дэмура. – Это была моя вина, нельзя было прерывать вас. К фактам мы вернемся попозже, а сейчас продолжайте, пожалуйста.
Обычно такие церемонные извинения раздражали Куяму, но сейчас они были ему приятны. Он продолжил как ни в чем не бывало:
– Остановимся на Фукиде. Не станем даже обсуждать, насколько весомы его основания желать гибели Адзато. Я хотел бы знать, по силам ли ему убийство.
– Да. Я полагаю, по силам. – Дэмура задумался. Странным образом до сих пор он практически не принимал в расчет Фукиду, хотя с первого же момента распознал в нем искушенного мастера каратэ, а после того как он увидел Фукиду в поединке с телохранителем, это убеждение еще более окрепло. Должно быть, Дэмура старался отвести от него подозрения, потому что парень этот ему симпатичен. Да, несмотря на участие в фильмах, на использование каратэ как средства заработать деньги, Фукида ему нравился. Он уже готов был рассказать об гой своей симпатии Куяме, когда неожиданная мысль пронзила его мозг. Но ведь и к неведомому убийце он испытывал точно такое же странное, двойственное чувство – смесь ненависти и почтения. Мог ли быть Фукида этим человеком в маске, которого он видел в фильме? Над этим вопросом следовало подумать.
– Фукида достаточно хороший мастер, – как бы раззышляя вслух, произнес Дэмура. – А точнее говоря, очень хороший. Но у меня такое впечатление, что убийца проходил иную школу каратэ, ту же самую, что и я, – школу Сюри той поры, когда еще не было деления на стили. Фукида изучал кэмпо – японизированный вариант шаолиньского бокса. Правда… – ему вспомнилась характеристика Фукиды, данная Сираи. – Правда, он обучался вадо-рю.
– А что это такое?
– Один из популярных стилей. Он возник в результате развития Сетокана, который, в свою очередь, восходит к древнему окинавскому каратэ из округа Сюри. – Дэмура открыл глаза, пытаясь воспроизвести в памяти детали боя Фукиды.
– Возможна ли в принципе такая вещь: мастер намеренно меняет манеру боя, чтобы сбить с толку зрителей?
– Безусловно, возможна. В особенности, если речь идет о таком мастере, как Фукида, который уже в силу своей профессии должен в совершенстве владеть различными видами каратэ. Но это, когда дело касается игры в кино. А в поединке не на жизнь, а на смерть, и с серьезом противником… тут уж не до нарочитого смешения стилей. Я видел Фукиду в деле и все же… все же затрудняюсь ответить со всей опредеденностью.
– Понятно. – Куяма не стал анализировать сомнения, раздиравшие душу Дэмуры, мысленно подведя итог рас-ждениям: по мнению эксперта, Фукиде под силу было совершить это преступление. Мотив? Он лежит на поверхности: ищи женщину! Отсюда намечался логический переход к семейству Харрисов.
– Следующая кандидатура – писатель Эдди Харрис. отивов для убийства я не вижу, да, кстати сказать, – по моему, такая работа ему не по плечу. – Куяма из вежливости сделал паузу, чтобы Дэмура мог вставить слово, несказанно удивился, когда старик воспользовался пре-ставленной ему возможностью.
– Эдди Харрис выступал на состязаниях каратистов-офессионалов в 1970 году в Лос-Анджелесе. Одним из его противников был Джонни Адзато.
– Во-от как? И чем кончился поединок?
– Харрис проиграл и долгое время находился на волосок от смерти. Пришлось даже удалить одну почку.
– Ничего себе! Для мотива больше чем достаточно. Ну а что касается практического осуществления… отчего бы и не подыскать подходящего исполнителя?
– В самом деле, отчего бы и не подыскать? – Дэмура умолчал о том, что, на его взгляд, Харрис и поныне сохранил хорошую форму. А чего он стоит как боец, все равно предстоит решать ему, Дэмуре.
Еще какое-то время они перебирали киношников, каратистов, знакомых Адзато. Дэмура уже сделал знак официанту, что они хотят расплатиться, и тут Куяма вспомнил еще одного человека. Актер-толстячок, получивший главную роль в неоконченном фильме Адзато. Ему смерть Адзато открыла дорогу к блестящей карьере. Дэмура вежливо кивал головой, покуда Куяма не пересказал эпизод с репродуктором, сбитым с дерева. Равнодушное внимание собеседника в этот момент сменилось неподдельным интересом, и Куяма был уверен, что Дэмура в самое ближайшее время наведается на съемочную площадку.
Осоловелые от пива, они разошлись по домам. И все же Куяма долго не мог уснуть. Из головы не шел несчастный Эноеда и его неутешная вдова, неотступно преследовал строгий взгляд Шефа, снова и снова пытавшегося узнать, какое же задание он дал Эноеде и по какому праву, а когда ему удалось отогнать эти мучительные видения, им вновь овладело необъяснимое чувство, будто он уже напал на след, но прошел мимо убийцы, допустив какую-то оплошность…
Дэмура насильно заставил себя съесть бутерброд и сел к письменному столу, безо всякой нужды перекладывая разные бумаги, делая вид, будто работает, чтобы избежать разговоров с женой. Когда настала пора ложиться спать, он под каким-то предлогом задержался в кабинете. Распахнул окно, чтобы проветрить комнату, плавно опустился на корточки и закрыл глааа. Перед его мысленным взором, сменяя друг друга, проносились человеческие лица, фигуры, и чаще других мелькал человек в маске. Раз от раза он подходил все ближе, весь его облик был пронизан холодной жестокостью и грозной силой. Дэмура испытывал страх и почти физически ощущал мощь нацеленных в него ударов. Он все явственнее видел, как человек в маске налетает на него, круша его сопротивление. Наконец он овладел собой и как бы задержал кадр. Нападающий в маске вновь приблизился, однако воображаемый Дэмура стоял не дрогнув. Противники сшибались снова и снова, и схватка все чаще заканчивалась поражением незнакомца. Дэмура еще раз за разом одерживал верх, все более уверенной и четкой становилась его техника. К тому времени как он закончил медитацию, наступила полночь. Дэмура был весь потный, предельно измученный, каждая мышца его дрожала от напряжения, словно он и в самом деле провел тяжелый бой, зато душу его наполняло чувство уверенности в себе.
Куяма открыл глаза невыспавшийся, с головной болью. Отца уже не было дома. Может, сказаться больным и провести денек в постели? Конечно, Шефа это не обрадует, но с другой стороны, вряд ли он так уж жаждет сейчас лицезреть своего незадачливого протеже. Самое милое дело не показываться на глаза Шефу, пока нельзя будет похвалиться конкретными результатами. Господи, да где их взять, эти результаты?! И тут вдруг его осенило. Ведь он еще при чтении сценария принял определенное решение, а потом оно совершенно улетучилось из памяти, и, пытаясь вернуть утерянную мысль, он ощутил необычную боль; так «болит» у человека ампутированная рука или нога. Сонливость и дурное самочувствие как рукой сняло. Куяме казалось, что даже «гориллам» Маццо-ни не удержать его в постели. Он умылся, но времени на завтрак пожалел. Машина – черный «ниссан-прези-дент» – стояла в гараже, отец, судя по всему, отбыл на служебной. Куяма на какой-то миг заколебался. Он еще ни разу не брал отцовскую машину без спроса, но ведь рано или поздно должно же это случиться. Разумеется, отец другого мнения на этот счет, но если и брать машину, так именно в тот момент, когда первое серьезное дело в его практике вроде бы близится к развязке.
Он гнал машину по шоссе, направляясь к резиденции КМК. Куяме удалось полностью восстановить душевное равновесие. Утренний поток схлынул, дорога была относительно свободной. Машина слушалась малейшего движения водителя, и Куяма наслаждался ездой. Он вставил в магнитофон американскую кассету, и теперь ему казалось, будто вчерашний день – всего лишь дурной сон.
Он припарковал «ниссан» перед зданием офиса. Швейцар в униформе бросился стремглав, чтобы распахнуть дверцу. Вот что значит прибыть в роскошном черном лимузине. Кабинет директора-распорядителя помещался на третьем этаже. Куяма решил, что он достаточно глубоко проник в закулисные тайны КМК и кинопромышленности, чтобы позволить себе строить предположения. Директор наверняка окажется профессиональным менеджером, именно он представляет интересы Джонни Адзато и правления акционерного общества – этого скопища бездельников. При виде директора Куяма подумал, что не ошибся. Господин Миура казался типичным образчиком прилежного японца. Невысокого роста, в очках, учтивый, скромный. На таких вот трудягах и держатся заводы, конторы, акционерные общества. Такой господин Миура по пять лет не пользуется отпуском, а потом едет отдыхать в Европу. Дорвавшись до крепких европейских напитков, напивается допьяна, фотографирует всех своих спутников подряд, а те в свою очередь запечатлевают его, послушно таскается по всем музеям Парижа, а затем в Лидо, глотая слюнки, пожирает глазами обнаженных танцовщиц, похожих одна на другую как две капли воды. Конечно, в баре ему достается самое скверное место, а шампанское наливают из початой бутылки. И тут взгляд Куямы перешел на развешанные по стенам старые фотографии и афиши.