– Кто она такая? – спросила Ханна.
– Он, – поправил Ричард, – еще один ученый. – И пожал плечами. – Но ученее многих. На самом деле, жалкая личность – никогда не сделал ничего, стоящего стипендии Хемингуэя. – Он поднял почти пустой графин, слегка наклонив его над бокалом Ханны. – Ты уверена, что не выпьешь хоть несколько глотков, милая? Давай допивай.
– Я уверена, Ричард. – Ханна закусила губу. Господи, как он может задавать ей этот вопрос, когда уже так бросается в глаза, что она беременна? Затем она вспомнила, и ее передернуло: это далеко не первый раз, когда он пытается уговорить ее выпить, не обращая внимания на ее состояние.
Ричард, под предлогом, что ему «скучно», даже «опасно» пить одному, пытался заставить Ханну выпить с ним, чтобы отпраздновать тот день, когда она сообщила ему, что беременна. Он даже сказал что-то насчет того, что алкоголь помогает сдержать рост ребенка на случай, если «у нее там, внизу, все не слишком большое».
Она тогда пошутила насчет этого предположения, напомнившего ей о его герое. У Папы была странная манера – записывать месячные циклы своих жен в журнал; он даже прибегал к переписке, чтобы вынудить своего издателя улаживать его, Хема, неурядицы с третьей женой, вызванные ее тайными гинекологическими проблемами, – и, в результате, ее бесплодием, в чем она сначала призналась издателю, а потом уже мужу.
Когда Ричард не убрал вино, шутка превратилась в намек, что он обезьянничает у Хемингуэя – даже в таком обыденном деле, и она очень скоро поняла, что Ричард не нашел ничего смешного в ее мягком замечании.
Ханна уставилась в тарелку, копаясь в еде. Есть ей не хотелось.
Интересно, подумала она, возможно, он на этот раз шутит, но графин все еще был там, он держал его в руке над ее пустым бокалом.
– Я серьезно, – сказала она. – Я не хочу вина. Может быть, и тебе стоит попридержать лошадей.
В ранний период их романа Ричард был вежлив, очарователен… вполне подтянут. За последние же несколько месяцев он набрал почти столько же фунтов, сколько и Ханна. Его фигура уже напоминала комплекцию Хемингуэя в середине пятидесятых – внушительное брюшко пьяницы, на котором с трудом застегивались пуговицы рубашки.
И где только Ричард отыскал эту пеструю, в стиле Хемингуэя, рубашку, которая сейчас была на нем? Не говоря уже о том, что она совершенно не годилась для этого района и ресторана, она уже давно была не по сезону. Раньше Ричард предпочитал твидовую академическую моду – английские пиджаки в елочку с кожаными заплатами на локтях и галстук. Теперь он носил бесформенные одеяния в подражание Хемингуэю – те самые, за которые он когда-то дразнил других ученых, занимавшихся Хемингуэем.
Отведя взгляд от графина в руке Ричарда, Ханна принялась возить еду по тарелке вилкой. Ко всему прочему Ричард стал непривычно мрачным. Если на него надавить, он мог кивать на Хемингуэя, но было здесь что-то еще, вызванное глубокими собственными проблемами Ричарда. И становилось все хуже, не так ли? Ханна вспомнила, что началось это практически в тот вечер, когда он узнал, что снова станет отцом. Но ситуация ухудшалась, чем ближе они находились к Айдахо и к давно запланированному свиданию с Мэри Хемингуэй.
Ричард улыбнулся и вылил остатки вина в свой бокал:
– Каждый человек должен есть, пить и получать удовольствие от результатов своего труда.
Ханна спросила:
– Это тоже Папа сказал?
– Библия. Во всяком случае, я так думаю. – Ричард посмотрел на потолок. – Любопытно, что Хем заказал в тот последний вечер? – Говоря это, Ричард поймал себя на том, что пытается выпить из пустого бокала.
Ханна слегка улыбнулась и без особой охоты поддержала тему:
– Не мешало бы разузнать, да? Пригодилось бы для осеннего семестра, чтобы произвести впечатление на следующую аспирантку, которую ты совратишь, обрюхатишь, женишься на ней и перестанешь обращать на нее внимание?
На другом конце зала компания, сидевшая за столиком Хемингуэя, поднялась, собираясь уходить. Ханна заметила, что Ричард перестал обращать на нее внимание, вместо этого он не отводит взора от освободившихся мест. И машет обеими руками, подзывая официантку. Когда женщина подошла, он показал на любимый столик Папы и сказал:
– Здесь дует. Не могли бы мы пересесть вон туда?
Ричард прижал ладони к столу, и вид у него был такой, будто он считал, что может вызвать задержавшийся здесь дух Папы через фанеру. В тусклом свете поблескивало его обручальное кольцо. Ханна помнила ту ночь, когда Ричард в первый раз попытался углубить их отношения – сменить отношения преподавателя и студентки на любовные. Ханна показала на кольцо на его пальце и просто спросила: