Вот и все. Теперь не уйти. Никакой надежды. Он не мог двигаться, сейчас шофер машины прикончит его.
— Эй! — позвал его кто-то.
Затем он услышал свисток — резкий, пронзительный и очень приятный звук, так как это был полицейский свисток. Послышались тяжелые шаги бегущего полицейского. Водитель чем-то ударил Доулиша, с отчаяньем и поспешностью. Удар пришелся в затылок, чуть повыше шеи, однако он не был слишком силен. Железная труба с громким звоном упала на тротуар. Человек обернулся и бросился наутек. Доулиш увидел тяжелые бутсы. Потом он услышал голос:
— Присмотри за ним.
Тогда он понял, что здесь есть кто-то еще, и этот кто-то наклонился над ним. Это был почтальон.
— Ты жив, приятель?
— Да, со мной все в порядке, — сказал Доулиш.
— Тогда не волнуйся.
— Попробуй, может быть, тебе удастся освободить мои ноги.
— О, извини, приятель. Здорово они тебя.
Страх охватил Доулиша, даже больший, чем тот, который он испытывал, когда шел по улице. Он был уверен: что-то кроется за этими словами. Страх и ужас, так как почтальон, конечно, видел, что ноги его были повреждены. Он не чувствовал никакой боли, и это был плохой признак. Сломанные ноги часто немеют, боль приходит потом.
Дождь все еще хлестал. Доулиш насквозь промок. Почтальон нагнулся над ним и прикрыл его своим плащом, хотя это мало помогло. Из соседних домов пришли два или три человека, кто-то принес ему рюмку рома или виски. Гму не особенно хотелось пить, но он взял одну из рук очень настойчивого старого человека. Он почувствовал, что голова его напоминает воздушный шар.
Послышалась сирена приближающейся «скорой помощи». Теперь уже вокруг него теснилась небольшая толпа промокших людей. Подъехали две или три машины и несколько мотоциклистов. Потом появились двое полицейских.
Шум мощного мотора прибавился к звону колокольчика. «Скорая помощь»? Нет, это пожарная машина. Значит, прибыли обе машины.
Подошел доктор, маленький, плотный, грубовато-добродушный, с черным саквояжем. Он наклонился к Доулишу:
— Ну, что там? Где больше всего болит?
— Нигде, — сказал Доулиш.
— Это хорошо. Возможно, вам повезло, но я ничего не могу сказать, пока не освободим ваши ноги. Это недолго… сейчас. Может, примете морфий?
— Нет! — Доулиш почувствовал, что это слово вызывает в нем резкий протест, но потом смягчился: — Спасибо.
Давление на ноги усилилось, оно не причиняло боли, но стало более ощутимым. Отсутствие боли и то, что он не мог двигаться, было самым страшным.
— Готовы? — спросил кто-то зычным голосом.
— Все готовы.
Сержант полиции наклонился над Доулишем, парень с большим красным лицом, с отвисшими, как у моржа, усами; ему лучше было бы работать на сцене. От него пахло пивом.
— Теперь уже недолго, шеф. Только поднимут машину, сейчас. Я…
— Какие там еще неприятности? — спросил Доулиш.
— Вы мистер Доулиш?
— Поднимай! — скомандовал человек зычным голосом.
Послышались скрежещущие и раздирающие душу звуки — давление уменьшилось, более чем уменьшилось, оно исчезло совсем.
— Поднимай! Еще раз поднимай! Осторожно, осторожно поднимай!
Около десяти человек стояли вокруг машины. У всех в руках были большие железные ры чаги, которыми они поднимали машину. Машина приподнялась на дюйм.
Теперь Доулиш не чувствовал никакой тяжести, но машина висела над ним, и если бы она соскользнула, все было бы кончено.
— Поднимай!
Подошли трое полицейских и осторожно, но решительно начали тянуть его за плечи и вскоре вытащили из-под машины.
— Вот что называется повезло, — сказал доктор, широко улыбаясь, после того как обследовал ноги Доулиша. — Ничего серьезного, кроме синяков. Ни одной сломанной косточки. Два дня — и все будет в порядке.
Доулиш передвигался с трудом. Он находился в передней одного из обветшавших домишек, завернутый в одеяла. Перед ним стоял стакан горячего чая. Сержант полиции и два констебля устроились рядом в маленькой комнате. Он отказался ехать в госпиталь, поэтому они вызвали полицейскую машину.
— Готовы, мистер Доулиш? — спросил сержант. — Не волнуйтесь, мы поможем вам.
Два констебля взяли его под руки и подняли на ноги. Они почти несли его на руках от дома до машины. Он с трудом забрался в машину и в изнеможении упал на сиденье.