После того как заперли дверь, Квин встал перед письменным столом и окинул взглядом собравшихся. Я видел его ясно в левом углу экрана моего телевизора, равно как и профили остальных участников конференции. Дудл, притулившийся у дальней стены, стоял лицом к телекамере, установленной там, в кабинете Салливана.
Квин не тратил лишних слов. Он сразу взял быка за рога.
— Давайте перейдем к делу, — сказал он. — Некоторые из вас в курсе событий, с другими я не успел переговорить. Все без исключения должны понять, что у нас возникла серьезная проблема, я говорю о Шелле Скотте. Любым способом нам необходимо обезвредить подонка.
Он обвел взглядом присутствующих. На моем черно-белом экране не было видно, что белки его глаз имеют красноватый, как у цветка бугенвиллеи, оттенок. Он рассказал собравшимся о том, до чего мне удалось докопаться в последние три дня, и закончил свою речь словами:
— Не знаю наверняка, что именно ему известно о нас, но он знает слишком много. Это ничтожество доставляет мне массу беспокойства. А вам, джентльмены, конечно, не надо напоминать, что, если я попаду в беду, несладко придется всем. — Не спуская с них глаз, он выдержал паузу, чтобы каждый осознал суть сказанного, потом не спеша добавил: — Так что давайте все вместе займемся Скоттом.
В комнате воцарилось молчание. Квин вел себя с этими людьми как борец, осыпая их градом словесных ударов. И они покорно принимали их. Интересное зрелище. Выждав несколько секунд, Квин отрывисто произнес:
— Ладно. Скотт где-то здесь, в городе, но никто не видел его со вчерашнего вечера. Его нет ни на работе, ни дома: я установил наблюдение за его квартирой и конторой. Мои люди ждут его у полицейского управления, он там не был. Скажу честно: его розысками занимается немало людей. Как видите, я не сидел сложа руки. Так чем можете помочь вы, джентльмены?
Худой темноволосый мужчина поднялся с кресла, и мне удалось лучше рассмотреть его. Наконец я узнал его. И получил еще один удар. Это был офицер полиции. Мы не были знакомы, но я видел его раза два в форме в полицейском управлении. Сейчас он был в спортивном костюме, но я не ошибся: это был тот самый человек. Время от времени в каждом большом полицейском участке обнаруживают несколько коррумпированных полицейских — это так же закономерно, как появление нечестных адвокатов, врачей, бизнесменов. Но в полиции Лос-Анджелеса таких случаев практически не бывает, если здесь узнают, что какой-то полицейский нечист на руку, от него тут же избавляются. Так что появление на этой встрече полицейского произвело на меня самое сильное впечатление из всего пережитого за сегодняшний день.
— Я взял под свой контроль угон той машины, Фрэнк, — сказал он.
— Ордер на арест выписан? — спросил Фрэнк. Офицер кивнул, и Фрэнк улыбнулся в ответ. — Хорошо. Большинство из вас не понимает, о чем идет речь, но этот ордер поможет нам обезвредить Скотта. Прошлой ночью Скотт украл машину одного из моих людей, и на этом основании получен приказ о его задержании. В данный момент у нас имеются более приятные новости. Сегодня утром в полицию поступило заявление об угоне еще одной машины. Ее нашли на Сикамор-авеню. На зеркале заднего вида и кое-где в салоне обнаружены отпечатки пальцев Скотта.
Я застонал. И тут кончилась пленка в моей кинокамере. Мысленно все еще проклиная себя за то, что оставил отпечатки пальцев на том «форде», я быстро открыл коробку, вынул отснятую пленку и зарядил новую, камера заработала. Обидно, черт возьми, но я же не был профессиональным угонщиком автомобилей. Конечно нет. Настоящие угонщики не оставляют отпечатков пальцев.
Квин продолжал говорить:
— Так вот, у Скотта много друзей в полиции, но мы уговорили того типа, чью машину украли, подать жалобу, и теперь повсюду разослан приказ об аресте Скотта. Неплохо сработано. — Он помолчал. — Но этого недостаточно. Нам нужны более серьезные обвинения против него. То, что он в спешке угнал машину, — ерунда. Итак, сейчас мы все вместе придумаем что-нибудь посущественнее.
— Серьезное обвинение — штука не простая, — возразил один из участников совещания. — Ведь его надо посадить.
— Мне нужно не просто посадить Скотта за решетку, — резко оборвал его Квин. — Чтобы покончить с этим раз и навсегда, его надо убрать, но сейчас самое главное — засадить его в тюрьму и продержать там до завтра. Я хочу засадить этого подонка в тюрьму — если он еще жив — или заставить убраться отсюда на ближайшие двадцать четыре часа.
Все присутствующие, несомненно, находились в полной зависимости от Квина. Он вел себя грубо, разговаривал с ними свысока, не скрывая своего презрения, но ни один из этих влиятельных людей даже не сделал ему замечания.
— Эй, Квин, — громко сказал я, — сбавь тон. — К сожалению, он меня не слышал.
Квин оглядел собравшихся:
— Полагаю, вам не надо напоминать, что я раскинул сегодня ночью обширные сети. Скажу только: мне пришлось немало потрудиться, чтобы спланировать все это, и я никому не позволю помешать мне.
Потом они обсудили, какие шаги следует предпринять, чтобы пустить по моему следу несколько тысяч лос-анджелесских полицейских. Было выдвинуто нескольких предложений, ни одно из которых не дышало любовью ко мне; наконец решили, что какой-то человек, находившийся сейчас в поместье Квина, который не значится в полицейской картотеке и о пребывании которого на побережье не подозревает ни одна живая душа, подаст на меня жалобу о нападении с угрозой для жизни и заявит, что я ранил его в плечо. Один из присутствующих, Джеймс Траут, выступит в качестве свидетеля и скажет, что своими глазами видел, как я стрелял в безоружного человека. Последнее предложение разозлило меня больше всего.
Траут пытался возражать, доказывая, что не может выступить с такой явной ложью. Но достаточно было Квину сказать: «Вы сделаете это — или...» — как все протесты мгновенно прекратились.
Траут, судья Смит и офицер полиции объединили свои усилия, чтобы разработать детально, как устроить мне ловушку, потом судья обратился к Квину:
— Когда пострадавший получил ранение, Квин? Если его ранили несколько дней назад, полиция узнает об этом. А если нам неизвестно, где находился Скотт все это время, мы можем попасть впросак.
— А этот парень еще жив-здоров, — ответил Квин. — Я подстрелю его сегодня днем.
Такая наглость шокировала даже безропотных помощников Квина, и ему пришлось немного смягчить свое заявление.
— Ничего серьезного с ним не случится, — уточнил он, — всего-навсего прострелю ему плечо. Никто не собирается убивать его.
Это успокоило всех, кроме меня.
— Мы обо всем договорились, Фрэнк, — заявил через несколько минут судья Смит. — Скотту предъявят обвинение в нападении с применением огнестрельного оружия. Это очень серьезное обвинение, и Скотту придется попотеть, а на него к тому же поданы жалобы об угоне автомобилей.
— Неплохо придумали. — Квин, похоже, остался доволен. — Если даже Скотт свяжется со своими дружками в Центральном управлении, на него набросится с десяток полицейских. Хорошо. — Он помолчал. — Так вот, Скотт избил вчера вечером одного из моих парней, украл его машину, потом украл тот «форд», а теперь удрал и совершил преступное нападение, так что, по-моему, ничего не стоит отозвать его лицензию частного детектива, а также лишить его права на ношение оружия. Это на тот случай, если он уцелеет. Пока не расправимся с ним, придется идти на любые хитрости.
Обсуждение продолжалось, но я слушал его вполуха. Странное чувство охватило меня. Я наблюдал за этим шоу с ощущением, что по телевизору идет старый-старый гангстерский фильм. Но все, что я видел, происходило на самом деле. Эти люди разрабатывали реальные планы преступлений. И я мог убедиться, что меня собираются поджарить на медленном огне с таким хладнокровием, которому позавидовали бы каннибалы. Эти господа решили сожрать меня заживо. За мной охотятся не только все бандиты в городе, но эти подонки так ловко все подстроили, что меня бросится ловить вся полиция Лос-Анджелеса — и не только за кражу машин, а за умышленное разбойное нападение. Об этом сообщит местное телевидение, возможно, выпустят листовку с описанием моих примет, городская полиция, все патрульные, все радиофицированные полицейские машины будут искать Шелла Скотта.