– А что со мной случится?
– У тебя синяк под глазом.
– Пустяки. Чихну разок – все пройдет. Лучше нож отыщи. Или ножницы.
В камине зашуршало. Осыпались полуобгоревшие поленья, мелькнул золотистый отблеск на полу.
– Ножа нет, – деловито сообщила фея. – Есть маникюрные ножнички. Сгодятся?
– Давай.
Печальная саламандра выбралась из кучи пепла. Припухший от слез носик сморщился, чешуйки светились тускло-оранжевым.
Маггара радостно встрепенулась:
– Инцери вернулась! Очень вовремя. Поможешь нам?
– Ага. – Саламандра безучастно посмотрела на фею. – Только моя жизнь кончена. Он меня разлюбил.
– Кто именно?
Инцери выудила из ведра кусок угля и принялась жевать.
– Дамаэнур. Он сказал (чавк-чавк), что ему нравятся прямые волосы (чавк-чавк). Ну да, конечно. Он видит идеал женщины воздушным и утонченным, (чавк) Исполненным грации (чавк-чавк). Он не сказал, конечно, что у меня толстая попа. Но это подразумевалось само собой.
Ящерка всхлипнула, ей было очень себя жалко. Фея отбросила ножницы и спорхнула к подруге.
– Да ты что? – обняла она элементаль за плечи. – Брось уголь, слышишь? Не наедайся на ночь сладкого!
– Какая разница. – Инцери страдальчески поморщилась. – Вам камин растопить? Пожалуйста. Пользуйтесь жаром разбитого сердца… Все равно моя жизнь кончена.
– Инцери, ты можешь что-нибудь сделать с веревками Хоакина?
– Могу сгрызть. Пожалуйста! Это такой пустяк. И пусть, пусть у меня будет несварение желудка. Пусть разобьется мое бедное сердечко… Я буду лежать на смертном ложе – неприступная, бледная, в черном платье с открытыми плечами, – а он придет, движимый раскаянием, но будет поздно! Веревки? Что вам еще сгрызть?
Ящерка протопала к Хоакину и вскарабкалась на ножку стола. Запахло паленым. Затрещало пламя, разбойник извивался и подпрыгивал, а Инцери все глубже и глубже уходила в трясины самоуничижения:
– Буду страдать тихо, беззвучно… Жизнь, посвященная только ему, ему одному!…
– Левее бери! – командовала Маггара. – Стой! Это уже не веревка.
В этот момент в дверь деликатно постучали.
– Эй, Истессо, – донеслось с улицы. – Истессо, ты меня слышишь?
Фея и элементаль нырнули в ведро с углем.
– Кто там? – заворочался Хоакин. – Кого звери принесли?
– Это я, Фью Фероче, твой шарлатан. Могу ли я войти?
– Входите, ваше магичество. Всегда рад гостям.
– Благодарю, Хоакин.
Сквозь дверь потекли струйки фиолетового и серого тумана. Проникая в хижину, они сплетались в кружева и бархат, вылепляли из себя сапоги, панталоны и жабо. Последняя струйка улеглась на плечах, распухла бледным облаком. Из тумана сгустилось лицо. Волосы тусклыми прядями упали на воротник, черная повязка пересекла скулу и лоб. Фероче огляделся:
– Не по-людски как-то вышло. Связали, бросили… А ведь ты им не чужой.
Он прищелкнул пальцами, и веревки разлетелись в клочья. Стрелок вздохнул с облегчением и принялся растирать онемевшие запястья.
– Благодарю, ваше магичество. Очень вы это вовремя… Какими судьбами ко мне?
Фероче пригладил бородку:
– Видишь ли, Хоакин… Я к тебе с делом не совсем обычным. Для начала: короли не извиняются, но я пришел с извинениями.
– Принимаю, ваше магичество. Анонимку написал Реми?
– Да. Но дело не в этом.
– Весь внимание, ваше магичество.
– Хоакин, после смерти отца мне в руки попал его архив. Ты, конечно, знаешь: мы, властители, живем долго. Сто, двести, триста лет. Каково же было мое удивление, когда я узнал, что ты тоже из долгожителей. Мало того: отец пристально следил за твоей судьбой.
– Боюсь, ваше магичество, в двух словах это не объяснить.
– И не надо. Я подозреваю, что отец заколдовал тебя. И что ты вряд ли благодарен ему за это. Потому-то я и отправился в Деревуд. А чтобы уберечься от случайностей, представил Неддама зачарованным шарлатаном. Все удалось как нельзя лучше, мои подозрения оправдались. Я хочу спросить: что за заклятие на тебе?
– Сами вы этого не видите?
– К сожалению.
– Тогда ничем не могу помочь. Я не маг. Думаю, вы прочли мое досье.
– Прочел. Академию Града ты так и не закончил… Исчез с экзамена по транспортной магии, а потом объявился в Деревуде. С тех пор живешь здесь безвылазно вот уже сто лет.
– Ну вот, вы же все знаете, ваше магичество.
– И это меня тревожит. В этом «всем» нет главного: зачем? Зачем Фортиссимо потребовалось заколдовывать тебя? Ты чем-то насолил ему?
– Нет.
– Я собираюсь пригласить тебя в Циркон, в мою лабораторию. Придешь?
Хоакин усмехнулся: