Когда человек вышел под свет фонарей, стала заметна еще одна его особенность. Кожа Эрастофена была не просто бледна – цветом она напоминала моллюска, живущего в глубинах бессолнечных пещер. Волосы безжизненно белели, глаза отблескивали красным.
Эрастофен был альбиносом.
– Что случилось? – спросил он.
– Неопознанные личности, – отрапортовал чернявый. – Этот, – палец обвиняюще уткнулся в Хоакина, – выдает себя за Гури Гил-Ллиу. Девица утверждает, что она – Летиция Ляменто. Никакими документами это не подтверждено.
Гури… Ляменто… – Альбинос задумчиво пожевал губами. – Пропустите их, – веско объявил он. – Под мою ответственность.
Чернявый стал по стойке смирно. Мордатый алебардист подобрал живот. Доспехи его пришли в движение, лязгая, словно караван верблюдов, груженный листовым железом.
– Проходите.
Глава 5
В ПОИСКАХ УТРАЧЕННОГО ШАРЛАТАНА
Зеркала, колонны, черное дерево перил. Багровые дорожки, цветные витражи в окнах… витражи заколдованы, они меняют Циркон до неузнаваемости, превращая в город сказок и легенд.
Любуйтесь и трепещите.
Перед вами – Бахамотова Пустошь.
Сам по себе Бахамот – ничто. Он лишь тень на грани яви и сна. Воспоминание об ужасе и крови, умирающих воинах, кричащих девушках. Это ложное воспоминание: Бахамоту ни разу в жизни не доводилось сражаться.
Но он умеет внушать уважение одним своим присутствием.
Вот уже неделю в Циркон тянутся возы с дарами. Блеют овцы, кудахчут куры, ревут коровы. Середина лета – неудачное время, чтобы грабить подданных, но у королей свои правила игры.
Когда шарлатан умирает, зверь великий беспокоится. Его приходится усмирять подарками и игрушками. Жертвенной девой, например. Так надо. Иначе зверь не признает нового повелителя.
А еще чудовищу надо постоянно напоминать о том, что оно не бессмертно.
– Кто это? – Секретарь поднял на вошедших усталые глаза.
Пердендози по своему обыкновению сконфузился. Эрастофен молча забрал у него список и протянул секретарю.
– Так, – ожил тот, водя пальцем по строчкам, – Жертвенная дева – одна штука. – Водянистые глазки забегали, пересчитывая девушек. – Наличествует. Далее: герой-спаситель – одна штука. Но здесь написано: Гил-Ллиу.
Эрастофен нагнулся к уху секретаря и зашептал.
– Понимаю, – кивнул тот. – Как всегда, в последний момент… Ладно, проходите.
Будущих участников мистерии отвели в приемную. У Хоакина зарябило в глазах: зеленые, красные, синие и золотые шелка драпировок переливались, словно конфетные обертки. На столике лежала кипа гравюр. Стрелок принялся их листать.
– Ух ты! – поразился он. – Никогда не думал, что у Буррехта столько «Меланхолий». А вот и «Дурачество глав пса» Вошха. Поразительно.
Лизу трясло. Она сложила руки в молитвенном жесте, затем сжала кулаки. Нервно прошлась по приемной взад-вперед.
– Волнуешься? – спросил Хоакин. Как-то так само собой получилось, что они перешли на «ты».
– Еще бы. К этому дню я готовилась всю жизнь.
– Я тоже волнуюсь, сам не знаю почему… А каково это – быть жертвой? – спросил вдруг он.
– Трудно объяснить… Я ведь ничего другого не умею. Говорят, Бахамот убивает сразу. А вот тугрегский Варклап любит поизмываться. – Лиза говорила отрешенным голосом. Так говорят о чем-то далеком, неважном, что напрямую говорящего не касается. – А птица Рух поднимает тебя в небеса и роняет. Но потом ловит – и так много раз. Моя лучшая подруга из-за этого не стала жертвенной девой. Она боится высоты.
– Я тоже боюсь высоты. – Глаза Хоакина затуманились воспоминаниями. – Поэтому в детстве лазал по самым высоким деревьям. И скалам. Назло собственному страху.
– Хок, – Лизин голос дрогнул, – ты же не побежишь прямо сейчас искать шарлатана?
Стрелок опустил глаза. Именно так он и собирался поступить.
– Я не знаю… Не люблю официальщины. А после коронации Фероче будет не до меня.
– Не уходи, Хок. Пожалуйста! Это же мое первое жертвоприношение. Я так хочу… – «…чтобы ты был рядом», – неожиданно для себя самой подумала она. А вслух произнесла: – Чтобы все прошло удачно.
– У тебя получится. Летиция – лучшая жертвенная Дева на Терроксе. А ты ее лучшая ученица, иначе она бы тебя не взяла.
– Правда?!
– В Деревуде я всегда брал на дело лучших учеников.
В последнем Хоакин не был уверен. Он не помнил своей разбойничьей жизни, а книга давала слабое представление о реальности. Но Лизу его слова успокоили.