– Воронье кричит, надрывается. В небе повисла комета. С ее появлением заканчивается Эра Чудовищ. Я заканчиваюсь, я! Неужели вы забыли собственные легенды?
– Легенды? – Председатель огляделся, ища поддержки. – Но это невозможно… это… это как бы противоестественно даже. Я бы сказал, наверное…
Вздох пронесся над полянкой.
– Да, господа, – объявил Казначей. – Вновь родился вечный бунтарь. Ланселот. Отныне ваши звери великие в опасности.
– Но это невозможно! – Графиня Исамродская заломила руки. – О боги!… Да как же это?… Без зверей?… Быть не может!… Вы врете!… Скажите ему, Лир. Да, и вы, Махмудик!
Дюжинцы загомонили, забубнили, как испуганные дети. Мужественней всех оказался председатель. Выждав, когда короли успокоятся, он объявил твердым голосом:
– Э-э-э… Значица, так, господин Казначей. Мы, конечно, не против неумолимой поступи прогресса…
– …но?
– Я сказал «но»?… – В лице старого жреца проступило удивление. – Разве?
– Ваше преосвященство!
– Ну хорошо, хорошо. Ладно. Не будем спорить. Эры действительно должны меняться. Это закон. Но спросим себя: готова ли наша общественность к переменам? Что скажет народ?
– Мой народ не готов.
– И мой.
– Мой тоже, – понеслось со всех сторон. – Очень консервативная нация, знаете ли.
– Итак, – подытожил председатель, – мы все видим. Рождение Ланселота – это знаменательное событие, без него невозможно развитие общества…
– …но?
Опять это проклятое «но»! Его преосвященство поморщился. Прямота и недвусмысленность нарушали его жизненное кредо. Старому жрецу больше по душе были пути обходные, неявные. Намеки, полунамеки, тени, полутени…
К сожалению, Казначей Пыли так не думал:
– Но, ваше преосвященство?
– Но на этот раз Ланселот родился преждевременно. Да, господа. Его надо убить. Или обезвредить.
– Браво, ваше преосвященство! Порадовал старика, порадовал… И вы согласны мне помочь?
– Несомненно, господин!
– Что ж… – Известковый палец вытянулся в сторону шарлатана: – Ты. Да, ты. Подойди сюда.
– Я?
– Ну не я же. Иди, не бойся. Не съем. Ха-ха. Шутка!
Когда Фортиссимо приблизился, Казначей сообщил:
– Бунтарь родился в твоих землях. Ты знал это?
– Нет, господин. В Тримегистии давно не переписывали население.
– Зря. Дело хорошее. Рекомендую. – Белая рука протянулась к небу. – Так вот, Ланселот родился в Тримегистии. Мы не знаем, под каким именем. Не знаем, где. Известно лишь время – сейчас.
Пальцы Казначея прикоснулись к комете. Они сомкнулись. Сжали комету и…
…медовое сияние погасло. На белой ладони лежала сверкающая жемчужина.
– Возьми это, Бизоатон. Найдешь Ланселота и погубишь. Иначе вашим зверям не жить. – Жемчужина упала в ладонь тримегистийца. – Я же присмотрю за вами. Облик Архитита мне нравится. Стану править Анатолаем. Временами буду гостить у вас – то у одного, то у другого. Нечасто, не бойтесь. Итак, до встречи, господа!
Эра Чудовищ исчез. О его присутствии напоминала лишь оленья шкура на снегу. Его преосвященство пошевелил шкуру носком башмака:
– Вот оно как… Ланселот, значит. И как на грех – в Тримегистии, – он укоризненно посмотрел на Бизоатона. – Не ожидали от тебя. Подвел, брат.
Коротышка поперхнулся:
– Клянусь, господа! В три… нет, в два дня все устрою. Не жить ему!
– Успокойтесь, ваше магичество. Мы вам верим, верим. Но и вы, уж будьте добры, не подведите.
В молчании дюжинцы вернулись обратно. Ударили лиловые вспышки порталов – числом одиннадцать. Правители возвращались по домам.
Вороны недоуменно посмотрели на опустевшее небо.
– Ну что? Значит, кар?
– Вот тебе и кар-р, дурра. Грошдества не будет. Спи, давай!
Ветка опустела.
Булькнула клепсидра в углу опустевшего зала. Стрелки на циферблате застыли, показывая без одной минуты двенадцать. Время Террокса остановилось на рубеже эр, и ни одна толком не была властна над этой землей.
Так прошло двадцать три года.
А потом еще сто лет.
Глава 1
КАПИТАН ДЕРЕВУДА
Июньский лес плыл в кипучем зеленом сиянии. Щебетали птицы; белки сварливо переругивались, деля шишки… а впрочем, Эра их знает, что они делили. В воздухе витали ароматы хвои, зверобоя, иван-чая; откуда-то тянуло дымком костра. Аппетитно пахло овсянкой и мясным бульоном.
Женщина в клетчатом переднике и неуклюжих деревянных башмаках возилась у грубого очага. На закопченных рогульках висел огромный котел; языки пламени лениво облизывали его черные бока.