Пока скитался, в его семье разыгралась драма. Отец с матерью были обвинены в шпионаже, и их в двадцать четыре часа выслали из России.
Рич узнал об этом в отделении полиции Пензы, где его сняли с поезда как безбилетника и задержали ввиду отсутствия документов. На вопрос «Кто твои родители?» он ответил: «Сирота». Кто он и откуда, местные органы опеки особо не допытывались. Когда же из Москвы пришел ответ на запрос о родителях, в Пензе только ахнули. Что делать с сыном шпионов? Высылать? Но куда, в Нидерланды или в Ирак? При этом ни один из горе-родителей так и не заявил свои права на сына.
Тем временем подростку стукнуло четырнадцать. Он получил российский паспорт на имя Ричарда Иванова и был отправлен в детдом. Оттуда он вскоре сбежал и снова пристал к цыганам. Но поругался с местным бароном и еле остался жив – увернувшись от брошенного в него ножа, кинулся в реку и вынырнул на противоположном берегу.
С тех пор Рич стал бродягой. Несколько лет он блуждал по деревням, где ему давали приют сердобольные тетки. Когда же выяснилось, что Рич хорошо знает арабский (первые десять лет он прожил у бабушки в Багдаде), ему посоветовали рвануть в Москву.
Знание языка неожиданно пригодилось. После кризиса 2032 года Россию наводнили беженцы из стран Ближнего Востока. На городских рынках развелось немало торговцев в чалмах.
Рич стал крутиться возле торгашей в качестве толмача. Быстро освоил арабские диалекты, а заодно аварский, киргизский и курдский.
Потихоньку он прирос к этой среде и стал в ней незаменим. Потребность в нем возникала постоянно. Случалась ли у торговцев разборка с бандитами, или полиция вдруг наезжала на них, требуя дань, Рич тут же мчался к месту конфликта. Несколько раз его чуть не убили.
Однажды взрыв прогремел ровно на том самом месте, где он только что стоял рядом с торговцами и помогал им писать на лазерных экранах названия товаров по-русски. Отлучился буквально на минутку в туалет, и в этот момент рвануло. Пятерых торговцев разметало в куски вместе с их лазерными экранами.
Отчего-то Рича хранила судьба.
При всей экстремальности работенки он за нее держался. К Ричу относились с уважением и неплохо платили. Он кропотливо копил на свою собственную «однушку». А пока был доволен и этой съемной дырой. Хоромы с евроремонтом ему были ни к чему. К тому же отсюда было рукой подать до рынка.
– Рич у нас арабист, Саади в подлиннике читает, – уважительно заметил Коля.
– Невелико достоинство, – скромно заметил Рич.
– Представляешь, Илюха, он даже комментарии к Корану в какое-то издательство отсылал. Рич крутой.
– Да какой я крутой. Была бы у тебя мама из Ирака…
– Не скажи. Вот у меня мать чувашка, а папа чистокровный белорус. И что толку? Ни чувашского не знаю, ни в белорусском ни бельмеса.
Коля с философской грустью махнул очередную стопку.
– Ты мусульманин? – спросил Илья у Рича.
– Глупо связывать себя условностями, – ответил тот. – Мне просто интересна восточная культура. В детстве бабушка читала мне много арабских сказок. Они меня завораживали, но еще больше мне нравилась внешняя форма языка, все эти извилины, завитушки. Я их любил копировать. Мне они казались чем-то выхваченным из природы – изгибом ветвей, волнами с россыпью брызг…
– Понял, ты поэт, – протянул Илья.
– Не знаю, не пробовал. Зато я с малых лет почувствовал, что жизнь не так проста и прямолинейна, как кажется многим. Понимаешь, в моей семье все было странно. Мама была гораздо старше отца. Любовь между ними быстро прошла, они стали чужими. Терпели друг друга, видимо, исключительно из шпионской конспирации. Как сказал Хайям, «О, жестокое небо, едва распустилась – как уже осыпается роза моя». Было невыносимо оставаться дома. Когда бабушка умерла, я сбежал.
– Рич, расскажи про свой черный пояс по каратэ, – встрял Коля. – По этому, как его, кику… кеку…
– Кекусинкай, – дернул углом рта Рич. – Да ладно, потом.
Коля не отставал: расскажи да покажи. Рич отнекивался, но упертого пьяницу не переспоришь. Пришлось со вздохом подняться с дивана и показать «вертушку Кин Суна», чем-то похожую на балетное фуэте. Коля победно заулюлюкал. Рич еле сдержался, чтобы не выбить у него ногой бутылку.