Три месяца они были неразлейвода. Даже когда Лодовику выписали, она каждый день его навещала и несколько раз оставалась ночевать в его постели, прячась с головой под покрывало и смеясь как ненормальная, когда мимо проходил санитар. А потом ее отец получил новое назначение – правительство отправило его в какую-то африканскую страну, – и Лодовика улетела вместе с ним. В день ее отъезда с Данте случился столь тяжелый приступ, что он не смог выйти из комнаты и не приехал попрощаться. Психиатр диагностировала у него психотический срыв, вызванный утратой.
Сейчас Данте гадал, не убила ли Лодовику тяга к саморазрушению, или же она вышла замуж за какого-нибудь сынка дипломата. Он надеялся на второе, хоть и был бы в таком случае несколько разочарован.
Звонок в дверь оборвал его расплывчатые размышления. Данте замер. В дверь снова позвонили. С лестничной площадки донесся голос Коломбы:
– Господин Торре, это Каселли! Откройте, пожалуйста.
Он не пошевелился. Коломба снова нажала на звонок:
– Господин Торре, если вы в порядке и слышите меня, скажите что-нибудь.
Медленно, как сквозь патоку, Данте протянул руку и отодвинул задвижку замка. Сквозняк приотворил дверь.
Коломба слегка ее подтолкнула:
– Господин Торре?
За порогом стояла полная темнота. Не отрывая взгляда от дверного проема, Коломба машинально достала из кобуры новый пистолет и, взявшись за него обеими руками, вытянула перед собой; он казался непривычным, слишком легким. Указательным пальцем правой руки она сняла беретту с предохранителя, затем во избежание случайного выстрела вытянула палец вдоль ствола. Она толкнула дверь ногой. Дверь, натолкнувшись на какое-то препятствие, слегка приоткрылась.
Коломба давно была на взводе, и это стало последней каплей. Темнота мгновенно вскипела тенями, в ушах зазвенело от ей одной слышных криков и шипения. Ее затрясло, легкие сжались, как кулак, в голове билась единственная мысль: беги! Но она на нетвердых ногах вошла в квартиру и наставила дуло пистолета на съежившийся на полу комок, заблокировавший дверь. И только тогда поняла, что это завернувшийся в халат Данте.
Коломба почувствовала острую нехватку кислорода, ноги стали ватными. Она ударила в стену разбитыми костяшками пальцев, и электрический разряд, как всегда, разжал тиски паники. Глядя на гигантскую тень, которую отбрасывала ее стоящая против света с пистолетом в руках фигура, она вдохнула и закашлялась.
– Господин Торре, вы в порядке? – сдавленным голосом спросила она.
– Да, – не двинувшись с места, отозвался тот.
– Вы один?
– Да, только не стойте на свету. – Данте показал на окно. – Он там…
Коломба убрала пистолет в кобуру и на ощупь нашла выключатель галогенового освещения. Данте захлопал ресницами: поток света прогнал призраков прочь.
Коломба помогла ему подняться. Освещенная квартира казалась Данте поблекшим воспоминанием. Коломба щелкнула пальцами у него перед носом:
– Господин Торре, вы здесь?
– Да-да. – Данте присел на диван. Столбик его внутреннего термометра опустился до приемлемой отметки. – Почувствовал себя слегка потерянным.
– И часто с вами такое?
– В последнее время нет.
Коломба принесла Данте стакан воды, притащила из кухни стул и уселась на него верхом, опустив подбородок на ладони.
– Вы полагаете, что Отец за вами следит?
– Он оставил свисток для меня. Значит, ему известно, что я занимаюсь этим делом.
– Если вы так уверены, почему же ничего не сказали?
– Кому? Двум клоунам, что меня допрашивали?
– Мне.
Данте изобразил бледное подобие своей коронной иронической ухмылки:
– Я об этом не подумал.
– Вы хоть адвокату своему говорили?
– Он и без того слишком взволнован. – Данте опустошил стакан и поставил его на стопку журналов о путешествиях. – С чего это вы засомневались?
– Я видела отчет уголовно-аналитической службы. За пару часов до нашего приезда свистка там не было.
– И вы думаете, что это не просто совпадение.
– В возвращение вашего похитителя я не верю, господин Торре. Более того, у меня до сих пор нет никаких разумных оснований сомневаться в виновности Мауджери.
– Так почему вы здесь?
– Потому что я без всяких разумных оснований боюсь, что могу ошибаться. И если я ошибаюсь, вам угрожает опасность.
На губах Данте наконец заиграла его обычная улыбка.