— Вот как?! С такой точностью?
— Эти нормы возникли с появлением биологического вида гомо сапиенс, к которому принадлежим мы с вами. Можно сказать и так: эти нормы и есть то самое, что создало гомо сапиенса.
Бунтер хохотнул. Странно, невесело, растянув губы, как Фантомас в известном фильме.
— По-вашему выходит, что человечество без коммунизма обречено?
— Совершенно верно. Вы когда-нибудь задумывались над странным историческим феноменом — взрывоподобным распространением христианства? Ведь для него вроде бы не было никаких объективных предпосылок. В Римской империи господствовал культ насилия и наслаждений. Иудеи жаждали того же. А пришел чудотворец и начал провозглашать… да, да, не удивляйтесь… коммунистические идеи. И в кратчайший исторический срок, несмотря на жесточайшие репрессии властей, завоевал умы и сердца миллионов. Почему? Нельзя же всерьез верить, что людей увлекла мечта о загробном блаженстве. Это в те-то времена, когда люди были куда большими материалистами, чем теперь. Остается предположить одно: проповеди Христа, основополагающие идеи христианства будили в людях что-то близкое им и понятное. Будили наследственную память о тех временах, когда все жили по справедливым законам общины, где каждому было по делам его. В возможность возврата "Золотого века" поверили все и сразу, как в божественный призыв. Потому что каждый носил эту память в себе, в своем подсознании. Это была поистине вера, и отнюдь не слепая, не "опиум для народа", якобы навязанный эксплуататорами. Это уж потом вольного коня всеобщей веры запрягли в тяжкий воз отвлеченных догм и использовали как тягловую лошадь…
На минуту Сергей замолчал, и Бутнер воспользовался паузой.
— Давайте переменим тему, — поморщившись, сказал он. — Поговорим о пироге, которого якобы всем не хватит. Вы любите апелировать к далекому прошлому. Позвольте и мне. На какие ресурсы рассчитывал тот самый гомо сапиенс в течение многих тясячелетий, когда жил, как вы утверждаете, общиной? Ресурс был один — зверь, птица, рыба. Ну, там еще ягоды да грибы, то есть дары природы. Вы убедительно говорили тогда, в поезде, что человек, обретя коллективизм, самодисциплину, стал сильнее всех. Но, став сильнее всех, он, как известно, попал в экологический тупик: пирога дикой природы не хватало для прокорма растущего числа гомо сапиенсов. И, как известно, выход был найден в том, чтобы взять на себя часть обязанностей природы. Возникли скотоводство и земледелие, которые позволили прокормить стократно большее число людей. И долгое время единственной ценностью земли была ее естественная урожайность. Но численность населения росла, и опять стал просматриваться экологический тупик. Тогда человек начал осваивать земные недра… Вам не кажется примечательным совпадение: бурное освоение земных недр и одновременно столь же бурное развитие естественных наук? Случайно ли это?..
Бутнер потянулся к бокалу, жестом пригласил гостя сделать то же самое. Сергей не удержался, осушил бокал почти до дна. Тотчас из-за его спины протянулась рука — угольно-черный обшлаг, ослепительно белый рукав сорочки, — вновь наполнила бокал. Захотелось оглянуться, посмотреть на слугу, подошедшего столь бесшумно. Но тут неведомо откуда проклюнулся в нем аристократ: оглядываться на слугу не принято.
— Мне продолжать? — спросил хозяин.
И опять в Сергее взыграло аристократическое, чего он прежде за собой никогда не замечал. Не ответив сразу, он выпрямился, плавно откинулся к высокой спинке стула. Он понял, о чем собирается дальше говорить Бутнер, об очередном экологическом тупике, из которого сегодня никто не видит выхода, и о том, что выход будет непременно найден с помощью гигантских наработок современной науки и техники, изменения общества и, может быть, самого человека.
— Я догадываюсь, о чем вы хотите сказать, — с почтительной задумчивостью произнес он. — Но ведь это будет другой мир, отличный от нынешнего. Кого приносить в жертву?..
— Вы верующий? — неожиданно спросил Бутнер.
— Пожалуй что нет.
— И я пожалуй что нет. И все же верю: кто-то нас пасет. Не могу отделаться от мысли, что планета Земля — это вселенский заповедник. Такой, каким был задуман изначально. Взять хотя бы расположение Земли в планетной системе. 150 миллионов километров от Солнца — оптимальное для жизни расстояние. На десять процентов ближе к светилу — и все бы сгорело, на десять процентов дальше — и все бы замерзло. А взять Луну? Ее видимый диаметр в точности совпадает с диаметром Солнца. Да много чего еще, говорящего об исключительности нашего бытия во вселенной. Как не поверить в высшее организующее начало?..
— Представьте себе, я думаю точно так же, но вижу это начало не в виде существа с седой бородой, сидящего на облаке, а как некую абстрактную силу, всеобщий закон.
— Конечно, закон, — согласился Бутнер. — Второй закон термодинамики. Всякая система, не имеющая свыше себя организующего начала, стремится к распаду.
— Доказательство — Советский Союз, — воскликнул Сергей. — Как только развалили организующее начало…
— Я имел в виду не компартию, а религию.
— Пусть религия или что-то другое — монархия, просто имперская власть, но обязательно — высший закон сохранения государства…
— А насилие? — заинтересованно спросил Бутнер.
— Увы, из распада не выйти без насилия.
— Если вы о вашей стране, то скажу: поздновато хватились.
— Да ничего наши московские господа не хватились. Ничего они не поняли, мать их!..
Он грубо выругался по-русски, спохватился, испуганно глянул на Бутнера. Тот сидел все такой же бесстрастный, но глаза его блестели насмешливо, и Сергей догадался: понимает по-русски.
— Вот мы и пришли к общему знаменателю. Нужно организующее начало. Раньше это касалось одного племени, затем союзов племен, государств, а теперь — во всепланетном масштабе. Вы согласны?
— Предположим, — неопределенно ответил Сергей, чувствуя за этими словами какой-то подвох.
— Если согласны, то почему вы, да, да, лично вы служите не общему, а частному?
— Что вы имеете в виду?
— Ваш визит в Штутгарт. Мне известно, зачем вы сюда приехали.
Сергей почувствовал, как вдруг похолодели пальцы рук — первый признак чрезмерного волнения, от которого, как ему всегда казалось, вот-вот остановится сердце. Он потянулся к бокалу, жадно выпил его почти до дна. Взял орешки с вазочки, принялся старательно жевать, не ощущая никакого вкуса. И вообще он ничего не ощущал в эту минуту: все силы уходили на то, чтобы не выдать себя, оставаться спокойным. Он тянул время, собирая разбегавшиеся мысли, и ждал, ждал, что еще сболтнет "гостеприимный хозяин".
— Итак, мы оба одинаково считаем, что человечество находится на переломном этапе своего развития. Я даже думаю: правы те, кто пугает нас смертельной болезнью цивилизации. Что ж, кризис есть кризис, кто-то должен пострадать, а кто-то взять на себя организующую роль.
— Роль Господа Бога? — ехидно спросил Сергей.
Он уже опомнился и размышлял над тем, что, как и подозревал, влип в очередную историю, да такую, из которой если удастся выбраться, то уж точно придется ставить свечку в храме.
— Да, если угодно, — спокойно продолжал Бутнер. — Только в роли Господа Бога будет не один человек. Это будет тот самый "золотой миллиард", о котором вы упомянули, миллиард наиболее способных и умных. Вы же не будете возражать, что именно умные и способные должны быть тем самым огранизующим началом?
— Не буду, — буркнул Сергей. И подумал о том, к каким бедам привело в Советском Союзе всевластие чужаков и дураков.
— И вы не будете возражать, что умных и способных не так много. Во всяком случае, не больше одного миллиарда?
Сергей открыто вызывающе усмехнулся.