— Жена, наверное!.. Или дочка!..
Сергей прыгал, не попадая ногой в штанину.
— Не-ет, они так не стучали бы. Иди на балкон, я разберусь.
На ходу застегивая рубашку, он подошел к двери, прислушался. За дверью кто-то шевелился, вздыхал, переступал с ноги на ногу. Затем опять заверещал звонок.
— Кого надо? — крикнул Сергей и на всякий случай отступил в сторону.
— Серега? Открой. Это я, Мурзин.
Голос вроде бы похож, только какой-то хриплый. Что-то непонятное творилось. Сначала Эмка, как наваждение, теперь Мурзин. Поглядеть бы в глазок, да нету глазка. Собирался поставить, да все руки не доходили.
— Кто?
— Мурзин. Ты чего, не узнаешь? Это я охрип, пива холодного выпил.
Сергей сообразил вдруг, что таким образом, беседуя через дверь, можно дать Эмке время одеться. Да и самому надо опомниться.
— А ну скажи, о чем я рассказывал, когда последний раз был у тебя?
Человек за дверью выругался и засмеялся. И закричал в щель:
— Ты мне морочил голову своей теорией об общинах.
— Правильно.
— Так открывай, если правильно.
— Сейчас.
Он еще заглянул в комнату. Эмка, уже одетая, набрасывала покрывало на постель.
Мурзин шумно ворвался в прихожую, заговорил громко, возмущенно:
— С утра тебя жду, топчусь возле дома. Звонил в дверь, не открывают…
Эмка встала в балконных дверях, тоненькая, аккуратно одетая, будто ничего и не было. Мурзин умолк, ошалело уставился на нее.
— Кто тебе сказал, что я приехал? — спросил Сергей.
— Здрасьте. Ты же звонил с дороги. И Федор звонил.
— Кондратьев? Когда?
— Сразу после тебя. Вы будто договорились.
— Он же… — Сергей осекся.
— С ним все в порядке. Он звонил из польского города Слупска.
— Как он туда попал? — удивился Сергей.
— Спасли польские рыбаки. — Мурзин оглянулся на Эмку и сел на стул, добавил, понизив голос: — А в чемодане оказалась туфта. Он просил срочно найти тебя.
— Как туфта?!
Сергей посмотрел на Эмку, все стоявшую в балконных дверях, и она поняла его, перешагнула порог, бесшумно ступая босыми ногами по паркету, проплыла мимо них и закрылась в ванной.
— Ну, даешь! — восхитился Мурзин. — Где откопал такую? Извини, что помешал. Знал бы, не врывался, погулял бы на улице.
— Как туфта? — снова спросил Сергей.
— Не знаю. Говорит, какие-то старые газеты.
— А мы-то старались. За этим чемоданом и другие охотились, чуть меня не укокошили. Кондратьев выручил. За мной гнался Пауль, оказавшийся каким-то Маковецким.
— Кем?! — заорал Мурзин.
Он вскочил и так и стоял, пока Сергей рассказывал, как все было. И про Клауса, который погиб из-за него, и про Хорста Фогеля, испугавшегося неизвестно чего, а потом отдавшего чемодан Эмке. В подробностях расписал сцену в лесу, когда… если бы не Кондратьев…
— Ты точно расслышал фамилию? Маковецкий?
Мурзин стоял перед ним какой-то взъерошенный и левая щека его недобро подергивалась.
— Вроде бы точно.
Ожесточенно, обеими руками, Мурзин потер виски и уставился в окно, за которым голубело небо. И вдруг оживился.
— Значит, этот чемодан тебе передала Эмка?
— Ты что?! — взвился Сергей. — Уж лучше меня подозревай.
— Я не подозреваю. А надо бы проверить.
В ванной что-то вдруг упало и разбилось, дверь распахнулась, и Эмка, неузнаваемая, с блестящим лицом, намазанным какой-то косметической дрянью, явилась перед ними. Длинное махровое полотенце, висевшее у нее на плече и достававшее чуть не до пола, создавало впечатление какой-то театральности.
— Ты думаешь, чего я прилетела?! — Она смотрела в упор на Сергея, и глаза ее были злы. — Он чемоданы перепутал, вот что!
— Кто?
— Хорст Фогель. Темно, говорит, в подвале, вот и перепутал, не тот мне отдал. А я же поняла, что чемодан для тебя дороже меня…
— Чего болтаешь?..
— Неправда разве? Вон он, привезла я.
Эмка кинулась к кровати, вытолкнула черный чемодан на середину комнаты.
И столь же порывисто подался вперед Мурзин, схватил чемодан, подергал замки.
— Вы его открывали?
— Так цифры же там, а Фогель их забыл.
— Ай, молодчина! Какая же вы молодчина!..
— Я из-за Сережи…
— Он не поймет, — махнул рукой Мурзин и расхохотался радостно.
— Что у вас там, золото?
— Дороже золота.
— В Шереметьеве, на таможне, открыть велели, а я сказала, что цифры забыла.
— Ай, молодчина!..
— Рентгеном просвечивали, собаке давали нюхать…
— Серега, друг, разреши я ее расцелую?
— Я ей не хозяин.
Эмка засмеялась.
— Я же в косметике.
— Ладно, — сказал Сергей Мурзину, — кончай паясничать.
— Ничего не кончай.
И старый черт Мурзин схватил Эмку за плечи, звучно поцеловал в щеку, в другую, облизал губы и, похоже, собрался продолжать понравившееся ему занятие.
— Хватит, говорю!
— Ревнует, — сказал Мурзин. — Ничего, поревнуй, тебе полезно.
И он опять вцепился в чемодан, который, похоже, был весьма тяжелым.
— Ну, я пойду, позвоню после.
— Тебя проводить?
— Не надо. Там машина, и меня ждут.
Сказано это было со значением, и Сергей понял, что Мурзин не хочет, чтобы он видел ту машину и тех людей, что его ждут. Да Сергею и самому никого не хотелось видеть в эту минуту. Кроме Эмки. И он с облегчением запер за Мурзиным дверь, не забыв снова оставить ключ в замке.
— Какая ты у меня умница, — сказал он, обнимая Эмку.
— Только сейчас понял?
— А я решил, что ты по мне соскучилась.
— Я и соскучилась…
— А ты вон как сообразила…
Он опять задыхался от ее близости. И она опять теряла силы в его объятиях…
Потом они пили чай на кухне.
— Как теперь быть-то? — спросил Сергей.
— О чем ты?
— Вдруг забеременеешь…
— О-о! — воскликнула Эмка и радостно засмеялась. — Тогда мы всегда будем вместе.
— На расстоянии двух тысяч километров? — вспомнил он цифру на Штутгартской телебашне.
— Для Бога нет расстояний.
— При чем тут Бог?
— Бог — это любовь. Любовь — это и есть Бог. Если ты будешь во мне, то и я буду в тебе. Всегда…
Он снова еле сдерживался, и она поняла это по его вдруг закостеневшему взгляду.
— Ты бы жене-то позвонил.
— Зачем?
— Сказать, что приехал. Да спроси, когда она придет. Обещала отпроситься. А то не застанет меня, что подумает?
Сергей удивленно уставился на нее.
— Разве я не говорила? Я же сегодня улетаю. Билет взяла…
Она вскочила, прошлепала домашними тапочками в прихожую, принесла сумочку, показала билет.
— Как взяла, так и сдашь, — угрюмо сказал он.
— Нет, Сережа, не усложняй жизнь себе и мне. Сегодня я унесу с собой радость. Останусь — все может измениться… Да и не сказала я никому, что улетаю. Мне надо быстро вернуться.
Она была права. Это Сергей понимал, но от того, что понимал, было еще тяжелее.
— Позвони жене, не тяни.
И он пошел к телефону. Набирая номер, вздохнул глубоко и откашлялся, чтобы голос не подвел, чтобы жена с ее кошачьим чутьем не учуяла ничего такого.
— Приехал? — спокойно, почти равнодушно спросила Татьяна. — Ну, как?
— Что "ну как"?
— Не притворяйся, знаешь ведь, о чем я. Какая Эмка-то, а?!
Он промолчал.
— Ну, конечно, молчишь. А Ленка где?
— Не знаю, удрала куда-то.
— Что же ты ее отпустил?
— Она еще до меня.
— Ну, мерзавка, ну, я ей задам, просила же. — Жена явно обеспокоилась. — Ладно, пойду отпрошусь.
— Поторопись. Эмка сейчас уезжает.
— Куда?
— Обратно, к себе. У нее билет на самолет.
— Чего же она приезжала? На один день?
Он опять промолчал. Не скажешь ведь о чемодане.
— Ты что ее там, в Германии, не видел, что ли?
Женский вопрос, коварный. Если не видел, а Эмка, узнав, что он приезжал, кинулась следом?..
— Видел. Недолго.
— Чего же она, а? — И закричала в трубку: — Чего молчишь? Я спрашиваю, чего она приехала-то?!
— Потом расскажу….
"Та-ак! — положив трубку, насмешливо подумал он. — В мировых проблемах разобрался. Теперь бы с личными справиться…".