— Только что раздавали контракты? — вместо приветствия спросил мастер и, не дав Лауту опомниться, со вздохом продолжил, — я должен был догадаться.
— Но не догадался, — фыркнул Айо недовольно, — а семья, между прочим, за них поручилась! Такой удар…
— Я понимаю, что такое не слишком-то приветствуется, но никакого закона на запрет других контрактов, по-моему, не было.
— До вчерашнего дня, — сохраняя невозмутимое выражение лица, сказал мастер Ганн и челюсть Эдвана медленно поползла вниз. Увидев удивлённое выражение на лице паренька, тот устало пояснил, — вчера был принят новый закон. Несколько правил и указов, вообще-то, но это не так уж важно. Главное, что отныне любой, кто получит контракт не из рук трёх великих семей и без разрешения патриархов или старейшин, будет признан изменником. Они считают, что любой внешний источник силы это прямая угроза их положению, — несмотря на то, что лицо мастера было как всегда бесстрастным, голос выдавал его истинное отношение к этому закону с головой. А вот Айо воспринимал всё несколько серьёзнее…
— Они снова расставил ловушку, а вы и рады попасться! — фыркнул старейшина, — неужели нельзя было выбрать другой день, или вообще не заниматься идиотской благотворительностью!
— Чувствуют угрозу, — выплюнул Эдван, — жопой. Похоже, толстяк окончательно выжил из ума от своей жажды власти, — скривился юноша, — трясётся над своим положением, как… как обезьяна за самую высокую ветку. На горящем дереве…
— Следи за языком, — сурово прошипел Айо, — не тебе говорить в таком тоне о главе города. Тем более, если ты посмел нагло и злостно нарушить его закон. Ты хоть представляешь, что сейчас начнётся?! Отношение других семей к нам и так стало не слишком хорошим, когда мы приютили тебя, а сейчас?!
— А на кой вам сдалось отношение мертвецов?! — не выдержал Эдван, — когда вы уже, наконец, поймёте, что всё это не имеет значения! Когда придёт Хозяин лесов, ему будет наплевать, кто благородный, а кто нет. Погибнут все!
— Айо, Эдван, — одёрнул их мастер Ганн прежде, чем старейшина успел ответить, — внутренние распри нам точно не помогут. Поговорим позже. После совета, — произнёс мужчина и, подтолкнув товарища, направился за ворота.
— Выход послезавтра на рассвете. У ворот, — сказал Эдван им в спину, покосившись на Айо, — и если хотите жить, советую присоединиться к нам вместе с частью семьи.
Не задерживая больше наставника и третьего старейшину, парень проследовал в сторону гостевого домика. Агнар, проводив мужчин взглядом, спокойно пошёл за ним. Слова старейшины вновь подтвердили опасения Эдвана насчёт города. Похоже, никто здесь действительно не воспринимал угрозу серьёзно. И это несмотря на все его предупреждения! Юноше на секунду показалось, будто бы всё, что он говорит, тут же вылетает из ушей собеседников, словно его не просто не слышат, но и не хотят слышать, закрывшись в своём маленьком мире внутри городских стен, надеясь, что всё это неправда. Вздохнув, он тряхнул головой и прогнал тревожные мысли. Прав был Агнар. Для этого города он сделал всё, что мог. В конце концов, они сами должны решить свою судьбу. Осталось только серьёзно поговорить с друзьями… и Лизой.
В этот же самый момент мастер Ганн размышлял над словами юноши, сказанными в запале. Чего уж таить, он и сам находил это отчаянное желание возвысить собственную семью над всем городом любой ценой крайне глупым. Особенно, прямо сейчас, когда самому существованию поселения угрожает нешуточная опасность. Действительно, словно обезьяна, сражающаяся за самую высокую ветку на дереве с горящим стволом. И все попытки образумить её эта глупая обезьяна видит лишь жалкими потугами скинуть её с насиженной ветки, помешать взобраться. Как слабые попытки предотвратить «неизбежное». Впереди показалось здание совета и мастер, очистив голову от лишних мыслей, кивнул двум стражникам на входе. Совсем скоро всё будет расставлено по своим местам…
Глава 66. Раскол
Мастер Ганн сидел в зале суда и чувствовал, как его настроение, уже немного подпорченное вызовом в городской совет с самого утра, стремительно падает дальше. Несмотря на то, что внешне мужчина сохранял невозмутимое выражение лица и вообще не выказывал никаких эмоций, глубоко внутри он был крайне раздражён происходящим и даже несколько оскорблён таким к себе отношением.