Через тонкую ткань халата и ночной сорочки я чувствовал каждый изгиб ее невероятно женственного тела. Запах молодой женщины кружил голову, порождал жар в низу живота. Я почувствовал, как в штанах вдруг становится тесно, как забивается сердце, как крепость захвата моих пальцев становится мягкостью объятий. Захотелось, чтобы они сорвались с плеч Лавинии и скользнули по изгибу ее спины, огладили талию. Чтобы подушечки пальцев прочувствовали упругость ее самых соблазнительных округлостей. А затем…
Где-то вдали, в другом мире, проиграл сигнал отбоя.
Лавиния оставалась в моих объятиях недвижимой и покорной. Синие глаза широко распахнуты, очаровательный рот чуть приоткрыт, обнажая сахарные зубки. И вся ее поза выражала если не желание, то ожидание уж точно.
— Рог трубит отбой, — прохрипел я тупо.
С таким же видом Лавиния прошептала:
— Да… теперь тебе нужно уходить…
Я покорно ослабил хватку, сделал шаг назад, с сожалением отпуская девушку. Она повела плечами, словно от внезапного озноба, щеки пылали, в глазах лихорадочно блестело.
— До завтрашнего рассвета, — шепнула она, не отрывая взгляда от моих глаз.
— До рассвета, — кивнул я, отступая еще на шаг.
Уперся спиной в дверь, развернулся и вышел — словно вынырнул.
И только спускаясь по лестнице с удивлением понял, что в завтрашний рейд по подземельям замка Клык мы отправимся вдвоем…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Где Лавиния совершает открытие, Роланд поступает интуитивно и вообще все странно…
Над травой поднималась тонкая полоска серебряного тумана. Нуар сонно всхрапывал, фыркал, бил хвостом и вообще всем видом показывал, что хозяин его явный псих, раз встает в такую рань.
Солнце еще не поднялось из-за виднокрая, однако небо уже умылось зарей и померкли последние звезды.
Я терпеливо ждал, сидя на большом камне лицом к Академии, венчавшей собою высокий холм у подножия Скалистых гор. От нечего делать рассматривал ее величественные шпили, развевающие над цитаделью штандарты, тонкие башни, между которыми пролегли воздушные мосты. Красивая и могучая крепость — оплот волшебства…
Нуар фыркнул особенно громко и вытянул длинную шею, пытаясь укусить меня за плечо.
— Иди ты! — я сунул кулак к бархатному носу коня. — Я сказал ей: на рассвете. Может, у эльфиек рассвет в полдень начинается. Кто их разберет, длинноухих…
Нуар обнюхал кулак и обиженно отвернулся.
«И что на меня нашло? — подумал я раздраженно. — Нафига согласился? Что мне там делать с Лавинией?»
На ум приходили отнюдь не боевые подвиги.
С каждой секундой во мне крепла уверенность, что эльфийка проспала. А ведь любой охотник за нечистью знает, утро — лучшее время. Оборотни уставшие, сытые, расслабленные. Ими движет только одна мысль — завалиться в нору и брякнуться спать. Все. А я тут торчу, как…
— Нуар! Поедем сами.
Конь подошел по свисту, выгнул шею и воззрился карим глазом. В нем читался вопрос.
— Тебе-то зачем ждать? — возмутился я. — Неужели так запал на пони?
Нуар выпятил нижнюю губу и фыркнул, продемонстрировав крупные зубы.
— Тогда чего выделываешься?
И вновь вороной конь обиженно фыркнул и отвернулся.
— Вот и порядок, — пробурчал я. — А то, понимаете, ждать неизвестно кого…
Я одним прыжком вскочил в седло. Поправил притороченный посох, проверил ремни клейморы, и…
И тут легкий порыв ветра донес знакомый цветочный запах. Послышалась лошадиная поступь. Нуар с предательской надеждой заржал, а через миг мы услышали ответное ржание.
Лавиния появилась на дороге одновременно с первым лучом солнца. Выехала из-за холма с таким видом, словно солнце вставало только для нее.
Злость как-то незаметно улетучилась. Я засмотрелся.
В седле девушка сидела по-мужски, с прямой спиной. Лавиния вновь облачилась в костюм охотницы, за плечами виднелся лук и колчан со стрелами с белым оперением. Золотистые волосы перехвачены лентой, только одна прядь выбилась, словно нарочно, оттеняя синие глаза.
Белый пони под рукой Лавинии подошел ближе, они стали обнюхиваться с Нуаром, как старые знакомцы, о чем-то загадочно фыркать, кокетливо взмахивая длинными ресницами.
От моего внимания не укрылось, что в лице Лавинии нет ни следа сна, девушка бодрая, кожа безупречно чистая, на щеках легкий румянец.
Едва она подъехала, мой взгляд против воли скользнул по пуговицам ее камзола. Сердце забилось чаще, когда вновь заметил распахнутыми две верхние. Мой Нуар на голову выше пони, а я — Лавинии. И мне слишком хорошо была видная заманчивая впадинка между двумя соблазнительными холмиками. Между ними, уходя куда-то под камзол, блестела золотая цепочка.