— Фигасе!
— Да и как на тебя не шипеть? — Лавиния сделала паузу, икнула и, доверительно глядя мне в глаза, спросила ласково: — Роланд, ты же хам и грубиян, согласись. Ну что может знать о приличиях какой-то ведьмак? А? Если бы ты хоть раз побывал на эльфийских балах, увидел бы наши праздники…
Я весело засмеялся.
И вроде бы выпили мы не много, на дне бюрдука еще что-то плескалось, но голова шла кругом, в ней шумело и все проблемы мира казались сущими пустяками. Рядом со мной сидела прекрасная женщина, а все прочее — суета!
Лавиния в свете костра преобразилась. На щеках пылал багрянец, золотые волосы растрепались, ниспадали на плечи, оттеняя сверкающие какой-то чертинкой синие глаза. Эльфийка часто смеялась, запрокидывая голову. Смеялась заразительно и искренне, сверкали белоснежные ровные зубки.
Летняя ночь в этой части Пяти королевств теплая. Не жарко, но и в одеяло кутаться не хочется. А у костра…
Я стащил ремень клейморы, положил клинок рядом, так, чтобы всегда был под рукой, затем распустил застежки камзола. Ночной воздух приятно охладил разгоряченную кожу, даже дышать стало легче.
Лавиния вдруг застенчиво отвела взгляд, не выдержала, стрельнула искоса, кокетливо взмахивая ресницами. Я хорошо видел, как она внимательно и тщательно, словно покупатель на рынке, оценила мышцы живота, заметила шрамы на ребрах, добралась до груди и… щечки эльфийки запылали.
* * *
Я хлопнул рукой по скатерти, приглашая Лавинию приблизиться. Та удивленно вскинула брови, глазки сверкнули, а румянец стал гуще, хотя казалось бы — больше некуда.
— Ветер переменился, — пояснил я. — Пересаживайся ко мне. Или ты боишься?
— Эльфы Вечного леса ничего не боятся, — фыркнула Лавиния.
Она поднялась, чуть качнулась, но на ногах устояла. Приблизилась ко мне. У меня дыхание перехватило. И обычная походка у эльфийки — зрелище, от которого невозможно оторвать взгляда! А какая походка стала теперь, когда девушка откровенно флиртует! Боги Холмов! Да у меня же сейчас сердце из груди вырвется!
Лавиния уселась на скатерть в шаге от меня, деловито расшнуровала сапожки, сбросила их, и, стрельнув глазками, уселась и закинула ноги мне на колени. Мне пришлось приложить титанические усилия, чтобы тут же не развести их и не сграбастать чертовку.
— Ну так, — хрипло от подступающего возбуждения, спросил я, — что там насчет эльфийских балов?
Лавиния таинственно улыбнулась и в синеве ее глаз полыхнул мечтательный огонек.
— Песни и танцы до рассвета, — промурлыкала она, глядя на звезды, — галантные кавалеры, лучшие в мире музыканты. Флейта, арфа, бумажные фонарики и шутихи…
Не в силах больше сдерживаться, я коснулся обнаженных стоп эльфийки. Провел пальцами по гладкой и очень нежной коже. Лавиния запнулась на секунду.
Мои пальцы чуть нажали на красивую пяточку, ласково прошлись по кругу. Теперь в голосе златовласки появились томные нотки. А в глазах заискрили довольные искорки.
— Наши города выстроены на деревьях, — чирикала эльфийка, отчаянно пытаясь скрыть дрожь в голосе. — Иногда можно провести годы, ни секунды не ступая по земле. Вокруг только изумрудная зелень листвы, лунный свет, огоньки магических лампад и извечная красота Леса…
Я мял чудные стопы эльфийки, чувствуя, как заходится сердце. Хотелось немедленно поцеловать их и забросить эти ножки себе на плечи, где, уверен, им самое место. Но я продлевал волшебный момент, решив доставить златовласке удовольствие. Ведь видно же, какова природа ее румянца и дрожи в голосе. Уж это-та игра в недотрогу знакома каждому. Никакая нормальная женщина не улыбнется мужчине, если он не сможет показать и, желательно, доказать на деле, что она — лучшая и он готов ради нее на все.
— На наших балах… ох… — Лавиния застонала, когда мои пальцы совершили чуть более настырный массажный променад по ее стопам. Сглотнула и закатила глазки. Облизала губы, продолжила с хрипотцой: — На наших балах всегда творится волшебство и сказка: иногда кажется, что праздничная ночь длится вечно, а череда приключений вяжется из ажурных слов, легких и красивых, словно стихотворение талантливого поэта…
«Сегодняшняя ночь из таких, — подумал я, с удовольствием чувствуя, как тело Лавинии жжет мне пальцы. Электрические разряды пронизывают душу, играют нервами, словно бродячий музыкант струнами мандолины. — Посмотрим, крошка, сравнится ли диковатый ведьмак с твоими утонченными кавалерами с напудренными носами и отполированными острыми ушами…»
Разминая пальцы Лавинии, я любовался ими. Никогда не видел таких аккуратных, словно у фарфоровой куклы. Ноготок к ноготку, все чинно и аккуратно.