Лавиния осталась довольна, на выдохе постанывала. Что-то нежно рисовала коготками на моей груди, проводя пальцами по волосам. Она плотно прижималась бедрами, отстранялась, вновь оттопыривала попку, стараясь заполнить себя всю. И я не противился, помогал ей в этом как мог, чувствуя, как ее сок течет по моим яичкам, вязкими капельками стекая по внутренней поверхности моих бедер.
Темп вновь ускорялся, моя хватка на груди златовласки стала жестче. Ответом мне был томный и глубокий стон. А, по мере ускорения, стоны стали громче и резче. Глаза эльфийки затуманились. К запаху сока теперь примешивался и запах женского пота — насквозь пропитанный гормонами, страстью и похотью.
Я резко схватил Лавинию подмышки, приподнял и отставил вбок. Эльфийка понятливо облокотилась на локти, тяжело дыша. Раскрасневшаяся, с блеском в глазах, она игриво выгнула спину, оттопырила попку и нетерпеливо покачала ею.
Я зашел сзади, чувствуя, как страсть будит древнего зверя. От чувства доминирования моя страсть только усилилась, мышцы налились звенящей силой.
Легонько я хлопнул по спелой ягодице, тут же вошел резко и глубоко. Лавиния громко и протяжно застонала. Мои пальцы крепко сжались на ее бедрах, удерживая под контролем. Я задвигался быстрее: резко, почти грубо. Вгоняя так, что сок эльфийки расплескался, а грудь закачалась самым развратным образом. И это еще сильнее взбудоражило нечто глубоко звериное, пробудило дикого самца, который покоряет самку. Не дает ей вырваться, наматывает волосы на кулак и входит все чаще, все резче, чтобы излить семя именно в нее.
Когда темп достиг максимума, стоны Лавинии превратились в сплошной крик, крик птицы, взлетающей от безумного удовольствия к солнцу. Горячий сок жег мой пах. По телу Лавинии пробегала дрожь, пальцы сжимались в кулаки, оставляя в песке глубокие дорожки от коготков.
И вновь подступающий пик стер все на свете. Наша любовь стала быстрой, жесткой, беспощадной. Лавиния вскидывала лицо к звездам, я видел закушенную от удовольствия губу. Сердце тяжело колотилось, возбуждение захлестывало все сильнее.
— Роланд… — вскрикнула Лавиния. — Роланд…
И не замечая, сама двигалась в такт моим движениям: насаживалась жадно, так, что ее грудь сильно раскачивалась в порочном танце. Я возвышался над нею, наращивая темп, хотя казалось, что быстрее уже некуда. В низу живота пылало, там все набухло, сладкое давление требовало выхода.
Еще миг, и Лавиния бьется в моих руках, я чувствую, как плотная горячая хватка вокруг члена усиливается. Крик эльфийки взвивается, звенит так тонко, что вот-вот, и сорвется до хрипа. Сока становится больше, в пульсациях, златовласка забывается. И почти сразу же из моего горла вырывается рык.
Облегчение, усталость и пожар сминают наш мир, делая никчемным все, кроме нас.
От долгожданного опустошения в ушах звенит, а пульсация стихает, оканчиваясь чувственной судорогой.
Наши движения становятся медленней, пока не затихают вовсе. В бессилии я валюсь на песок, и Лавиния в моих объятиях сворачиваясь калачиком, благодарной кошечкой, хрупким комочком, который настолько красив и беззащитен, что щемит сердце.
И под звездами мы молчим, слушая лишь затихающее дыхание друг друга и умиротворяющий бой сердец…
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Где Роланд и Лавиния отправляются искать оборотня в «поля», но их ожидает нечто особенное…
— И вновь ничего, — вздохнула Лавиния устало, стирая пот со лба. — И твой порошок тоже ничего не заметил.
Отчасти это было правдой. Киноварь не помогла.
Сегодня мы потратили на обход замка Клык почти три часа. Три часа в не самый прохладный день: солнце так жарило, что хотелось пригнуть голову, оно буквально обрушивалось на плечи. Воздух стоял недвижимо, пропитанный запахом полевых цветов и пылью, жег легкие.
Мы обследовали замковый двор, обошли вокруг черно-серых стен, но нигде не нашли и малейшего следа оборотня. Но…
Я пока не стал говорить об этом Лавинии, думаю, подождет. Но мы все-таки кое-что обнаружили. Не помогли ни артефакты, ни заклинательные хитрости, а вот наметанный глаз следопыта пригодился.
Когда, не найдя ничего с помощью магии, вошли на несколько минут в замковый двор, я заметил на заросшей травой брусчатке крошечное пятно. Нагнулся, якобы поправляя засапожный кинжал, чуть раздвинул травинки. И разглядел, что это не просто капля масла, а часть отпечатка с каблука.
Пока Лавиния отвернулась, обследовал весь путь к двери в подземелья. И нашел еще несколько таких же пятен.
Кто бы то ни был, он вляпался в масло, которым, наверное, смазывали петли на двери, и наследил. Причем, судя по всему, это обычный человек. Нежить или нечисть наша магия бы опознала.