— Дьявол! — вскрикнула Лавиния.
Я подскочил, держа магический посох наготове. Быстро спросил:
— Что случилось?
Эльфийка совсем не по-ангельски ругнулась и облокотилась на стену. Манерно отставив ножку, с грустью глядела на надломанный каблук.
— Проклятые катакомбы, — тоскливо прошептала она. — Какие были сапожки…
Я удивленно заметил:
— Миледи де Сарио, разве вы не знали, куда направляетесь?
«Миледи», которая на вид меня лет на пять младше, только фыркнула, наморщив носик.
— Да хоть в драконье логово! Волшебница всегда и везде должна и выглядеть… э-м-м… волшебно.
Я съязвил:
— Вы правы. Я так и вижу, как волшебно выглядит магичка со сломанным каблуком! Будет элегантно хромать, как потерявшая подкову лошадь…
Кажется, переборщил я с образностью.
Сравнение с лошадью (на мой взгляд — вполне удачное) буквально взорвало Лавинию. И то, что секунду назад я принимал за холодность, теперь, в сравнении с новым чувством, показалось просто сказочной теплотой.
Лавиния взвилась, глаза сверкнули. Она прошипела:
— Что ты можешь знать о волшебницах, варвар?!
Я ухмыльнулся и выпятил грудь. От моего взгляда не укрылось быстрое движение синих глаз Лавинии, словно она машинально, чисто по-женски и незаметно для себя, оценила мои мышцы, широту плеч. Затем парировал едко:
— Вы правы, ваша эльфийскость, о волшебницах я знаю немного. Как и все ведьмаки, предпочитаю заниматься делом, а не как волшебники — пускать пыль в глаза. Этого я терпеть не могу.
— Как все ведьмаки? —Лавиния фыркнула и закатила глаза. В голосе сквозило презрение: — Недалекие крестьяне! Колдуны самоучки!
Да что она себе позволяет?!
Я разрешил гнусной усмешке лечь на мои губы. Не пряча ее, шагнул ближе. Лавиния растеряно моргнула.
— Что ты…
— Позвольте спросить, миледи, — я говорил медленно и тягуче, еще на шаг приближаясь к вредной эльфийке. — А что ВЫ знаете о ведьмаках?
Еще один шаг заставил Лавинию отступить. Такой маневр вызвал жгучий румянец на ее щеках. Эльфийка вздернула подбородок:
— Достаточно, чтобы иметь свое мнение!
«Ну-ну, крошка, — подумал я злорадно, — сейчас ты мне о нем расскажешь…»
И вновь уменьшил расстояние между собой и златовлаской.
— И на чем же основывается ваше драгоценное мнение?
Теперь отступить Лавинии не позволила гордость, но, очутившись от меня на расстоянии гораздо меньшем, чем позволяли приличия, Лавиния заволновалась.
— Разве я должна… почему я перед вами обязана отчитываться?
«Ага, — мысленно осклабился я, — теперь вы сменили тон, прекрасная гордячка!»
Новый шаг я сделал с Лавинией одновременно: я — вперед, она — назад. Вжалась спиной в стену, в изумительно синих глазах появилась неуверенность. Но я заметил и еще кое-что, что заставило мое сердце трепыхнуться. В миндалевидных очах эльфийки вдруг блеснуло некое чувство, то ли интерес, то ли…
Я замер на расстоянии ладони, упер руки в стену, так, чтобы Лавиния очутилась в западне. Сердце забилось сильнее, запах женщины кружил голову. Я прошептал внезапно охрипшим голосом:
— Никто никого не принуждает, крошка. Но… разве мы не мило беседуем? Ведь вы подняли эту тему. Так давайте ее продолжим.
Бесконечно долгое мгновение Лавиния молчала, глядя мне прямо в глаза. И в эту секунду я был готов поклясться, что вижу перед собой совершенно другую женщину. Не холодную гордячку-аристократку, а чувственную, молодую и очень горячую особу. Оказавшись в плену моих рук, хрупкая девушка, которая с легкостью бы поместилась на моей груди, стала кокетливой лапочкой. А этот призывный огонек в глубине ее очаровательных синих глаз, эти разбойничьи искорки…
Я качнул головой, медленно приближая лицо к лицу Лавинии.
Отчетливо видел, как расширились ее глазки, как чуть запрокинулась голова, а ресницы томно затрепетали. Видел, как немного приоткрылись алые губки и…
— Что это?!
Вся чувственность момента исчезла. Будто тряпицей стерли меловой рисунок на доске аудитории. Румянец схлынул со щек Лавинии, она приподнялась на цыпочках, высовывая любопытный носик поверх моих рук.
— Где? — не понял я.
Она взглянула раздраженно, фыркнула:
— Может, отойдешь, Роланд? Дышать нечем! Что вы за дикари такие?
Лавиния, не дождавшись ответа, шлепнула меня по руке и, едва я посторонился, гордо вскинула подбородок и юркнула на свободу.
Я попытался ухмыльнуться, но улыбка вышла кривой. Зато, вроде бы, удалось не допустить появления румянца на щеках.
«Крепкий орешек, — подумал я уязвленно. — Похоже, ее просто так не взять!»