Вот и сегодня Пантелеев вышел, борясь с закона гравитации. «20–17» — посмотрел на часы Кабанов. Завтра четверг – спортивный день, господин Пантелеев откушает коньячку обязательно, с подчиненными не пьет, замы на автомобилях, то есть, как всегда приедет домой с 20–40 до 21–10. При этом объект будет в расслабленном состоянии.
«… я сознаю, что болен, сознаю, что больно все общество. Моя акция направлена на восстановление справедливости и привлечение внимания к людям, права которых нарушены, а представители закона не приняли никаких мер по их защите».
Кабанов поставил точку, сложил листок и положил завещание в карман. Мысленно проверив весь процесс подготовки и вероятность развития событий, бросил баул за плечо и вышел из квартиры. Время – 19–00.
В 20–10, выбравшись из пробок, Дмитрий свернул в сторону «Холодных ключей». В 20–20 остановил «девятку» за домом с пыльными стеклопакетами и вывеской со стороны дороги «Продаются квартиры». Кабанов вышел, удостоверившись в отсутствии посторонних глаз и видеокамер, открыл багажник и начал перевоплощение. Вместо джинс надел широкие слегка помятые брюки, стянул в поясе ремнем, вспомнив коровинский костюм, впопыхах оставленный на Катиной квартире. Вместо кроссовок надел коричневого оттенка штиблеты, обработанные табачным раствором. Достал из баула подушку, на усовершенствование которой ушло два вечера, четыре исколотых пальца и обновление матерного лексикона. Дмитрий привязал подушку к животу лямками через поясницу и плечи. В подушке на уровне пупка имелся сквозной разрез, проложенный тканью и обточенный мелкими стежками по краям. Подушку, имитирующую пузо, накрыли полы белой застиранной рубахи. Дмитрий застегнул рубашку, удостоверился в совпадении разреза в правой части с разрезом в подушке. Стараясь не испачкать рубашку о нижний край багажника, достал коробку с пастельными мелками. Белым мелком провел по отросшим волосам, по щетине на лице. Посмотрелся в зеркало, решил, что издалека за седину сойдет. Стряхнул частицы мела с рубашки, вытер руки, затем надел пиджак с огромными лацканами. Костюм у дяди Бори выбрал неброский, серый в полоску, лишь лацканы запоминающаяся деталь. Но кто станет обращать внимание на старика? Дмитрий надел очки в роговой, снова входящей в моду, оправе, сгорбился, вживаясь в роль. На очки Дмитрий потратил еще один вечер – с разрешения дяди Бори заменил линзы на простые стекла. К очкам дядя Боря выдал шляпу с перфорацией по бокам – поберечь от солнца седую голову.
Следующим предметом из баула был извлечен пистолет. Дмитрий передернул затвор, спустил курок для стрельбы самовзводом. Накручивая глушитель, посмотрел на часы. До расчетного времени оставались минуты. Дмитрий сквозь рубашку сунул пистолет в подушку, глушитель плотно вошел в свое отделение, по ощущениям встал точно горизонтально – возможно, придется стрелять через одежду, хотя это чревато заклиниванием затвора в момент выброса гильзы.
Дмитрий достал из кармана джинс пояснительную записку, положил ее во внутренний карман пиджака. Все, можно выдвигаться на место.
В 20–38 на детской площадке во дворе розового трехэтажного дома сидел пожилой мужчина и читал газету. В стороне на площадке резвились дети под присмотром мамаш. Две девочки лет пяти заставляли кукол есть песок, два мальчика того же возраста рисковали вылететь с качелей и потерять молочные зубы. Родительницы курили тонкие сигареты и что‑то увлеченно обсуждали на лавочке. Последний луч солнца подсветил линию облаков на горизонте, со стороны реки повеяло свежестью, легкий ветерок окончательно сдул жару, краски дня померкли. Старик сложил газету и убрал в карман. На дороге остановился «Хундай», с пассажирского сиденья вышел подросток и неровной походкой двинулся во двор.
Кабанов сразу узнал объект. Сердце застучало, пульс участился, а мозг уже высчитывал расстояние, траекторию движения, момент сближения. Пантелеев пересекал детскую площадку посередине, мазнув взглядом по детям, он уставился на мамаш. Такой поворот головы объекта как нельзя устраивал Кабанова. Дмитрий встал с лавки, сгорбившись, пошел за объектом. Сначала медленно, затем ускоряя шаг, но все также бесшумно ступая по траве. Возле подъезда никого не было, из окон никто не смотрел. Дмитрий рассчитывал догнать Пантелеева, когда тот приблизит магнитный ключ к панели домофона, войти на плечах, а уже в подъезде выстрелить.
До подъезда оставалось 15 метров Пантелееву и 20 Кабанову, когда домофон пиликнул и дверь открылась.
— Папа! – пропищал ребенок, мальчик или девочка в этом возрасте не разберешь – не больше трех лет, а в свое время Кабанов не интересовался личной жизнью начальника. Знал, конечно, что он женился на сотруднице из отдела секретного делопроизводства на несколько лет старше и несколько сантиметров выше. И вот она, раздобревшая Наталья Олеговна, изогнувшись, держит за руку ребенка, а тот пищит: «Папа!»
Дмитрий замедлил шаг, вынул правую руку из разреза рубашки. Пантелеев раскинул руки, присел, пошел на полусогнутых, приторно сюсюкая. Кабанов, поправляя шляпу, двинул левее. Чета Пантелеевых не обратила внимание на старика в мятом костюме.
Кабанов скрипел зубами по дороге домой. Он понаблюдал издали за прогулкой Пантелеевых, убедился, что они вместе прошли к подъезду. Чего Дмитрий ждал? Ведь чувствовал, что не сможет выполнить задуманное, даже если объект пойдет к подъезду один. Объект из биомассы превратился в Лешку Пантелеева, жалкого чмошного человечка, но которого любят жена и ребенок.
«Вот тебе и терминатор, вот тебе и айрон мэйдэн!» — злился Кабанов. Но как, как жить дальше? Месть и гордыня, жалость и человеколюбие. Болезнь не отступит, пока не уничтожена причина. Уничтожив болезнь, уничтожишь себя. Круг замкнулся. Жить отравленным или умереть здоровым, не поддавшимся новой заразе по имени «совесть». Если раньше Кабанов смутно лелеял надежду остаться в живых после осуществления мести, то сейчас решил уничтожить себя, выполнив задачу.
Дмитрий заехал на стоянку, захрустел гравий под колесами, затормозив, шины подняли облако пыли в свете прожектора. С баулом на плече Кабанов пошел к будке выплатить дань сторожу, охранявшему стройку и приглядывающему за транспортом жителей соседних домов.
- 50 рублей за ночь. – морщинистый мужик лет 60 в дверях сторожки почесал брюхо. – А, это ты. Не узнал в новом прикиде. На маскараде был?
— Типа того. – Дмитрий протянул купюру. Он не переоделся, выезжая и «Холодных ключей», только снял шляпу и очки. – На вечере встреч.
Перебросив баул на другое плечо, Кабанов пошел домой. За то время, пока он жил в этом районе, ни разу не видел полицейских патрулей, поэтому шагал с сомнительным грузом без опаски.
Баул полетел на пол в середину комнаты, пиджак накрыл спинку стула, в широких «маскарадных» штанах Дмитрий пошел на кухню, совмещенной с ванной комнатой – в углу завешанный куском полиэтилена стоял огромный таз, претендующий на название «ванна».
Дмитрий поставил чайник на огонь, умылся. Холодная вода взбодрила тело, градус настроения слегка поднялся. Дмитрий взял с подоконника телефон. 23–10, два пропущенных вызова. Катя звонила в 19–10 и в 20–45. Дмитрий набрал номер, опасаясь тревожных новостей. За эти дни Дмитрий сам звонил подруге в дневное время, а от нее получал эсмски: «все в порядке, спокойной ночи».
— Привет, что случилось?
— Привет. – ответил тихий грудной голос. – Я беременна.
— Что молчишь?
У Дмитрия захолонуло сердце.
— С первым автобусом завтра жду тебя на вокзале.