— Фамилия моя Трайбер, имя — Герман. Я твой раб, господин. — Блондин открутил крышку.
Дмитрий приподнялся на локте с кровати, протянул руку за лекарством. Он влил в себя полбутылки, потом приложил холодный стеклянный цилиндр ко лбу, долго прислушивался к ощущениям. Мозги сжались, черепная коробка через микротрещины спустила давление, картинка перед глазами плавала, но соображать уже не так мучительно больно.
— Ты меня домой привез. А потом ушел, закрыв меня в квартире? Молодец!
— Я все время здесь был. Вышел за пивом, не оставлять же дверь открытой. — объяснил Трайбер.
— Как мы доехали? Я тебе адрес называл? — Дмитрий припомнил, что проблемы с речью у него начались уже в клубном гардеробе.
— Адрес имеется в договоре.
— Каком еще договоре? Давай, Герман, ступай! Спасибо, что довез, полечил, а теперь давай иди.
— Как скажешь, господин.
Дмитрий проводил придурковатого гостя, закрыл за ним дверь. Ложась обратно в кровать, желал избавиться от похмелья и поскорей забыть и клуб и добровольцев, всех, кроме, барменши, пожалуй. Продолжился бы сон про войну, помечталось Кабанову, и он заснул.
Состояние на следующий день, как его сам называл Дмитрий, было космическое. Организм не болел, внутренние органы пока еще находились в анабиозе, в голове образовалось новое кладбище из нервных клеток. Ничего не хотелось, разве что пить. Заброшенный МКС упал в океан, а Кабанов упал в теплую ванну.
К вечеру в организме возобновились процессы жизнедеятельности, разлиплись извилины в голове.
Дмитрий нашел мятую бумагу в кармане куртки. Договор. Называется: бойся своих желаний. Повезло, конечно, с выигрышем, хоть до дома поигравшая сторона доволокла, пивом облегчила страдания. Хорошо вообще-то прислугу иметь, но побаловались и будет. Договор скомкан, комок направлен в мусорное ведро. Подумал Генке позвонить, так сначала надо телефон найти, зарядить, а потом еще и разговаривать. Нет, лучше завтра этим заняться.
Полвосьмого протренькал дверной звонок.
— Кто там еще? — удивился Дмитрий. Мысленно ответил: уж конечно не сестренки Арнтгольц.
И конечно не ошибся. За дверью стоял мужчина с худым лицом в смутно знакомой куртке.
— Ко мне?
— Я — Трайбер, раб. Пришел служить.
— Ты пиво вчера принес? — спросил Дмитрий, удивляясь, что театр абсурда продолжается.
— Да, господин.
«Господин» поморщился на такое обращение. Надо прояснить ситуацию.
— Проходи, поговорим.
— Бред, это же бред. — размахивал Кабанов листом бумаги, поданной ему странным гостем. Они сидели на кухне, ждали, когда вскипит чайник.
— Почему?
— То есть ты мой раб, а я господин, и могу приказать что угодно?
— Согласно договора.
— Какого еще договора! С этой бумажкой только в туалет сходить. Давай так — попьем чаю, и ты свободен. Я отпускаю тебя.
— По договору так делать нельзя.
— Что ты заладил, какому договору! Он юридически не действителен. Ни один суд его рассматривать не будет — личные права граждан никто не может ограничить.
— Есть другой суд.
— Какой? — Дмитрий замер с горячим чайником в руке. — Это угроза?
— Личный, свой собственный суд. Если бы ты проиграл и оказался на моем месте, нарушил бы условия?
Вчера Кабанову не удалось в силу объективных причин рассмотреть человека, который именовал себя рабом. Сейчас Дмитрий видел перед собой широкоплечего жилистого мужика примерно своего возраста. Лицо англосаксонского типа: светлые волосы, серые глаза, прямой нос, твердая линия губ, волевой подбородок. Выраженные носогубные складки придавали серому лицу жесткость — прямо Дольф Лунгрем после гепатита.
— Само собой! Нельзя быть рабом! Человек не должен эксплуатировать человека.
— А что же он делает повсеместно, по-твоему? Любой начальник эксплуатирует подчиненных. Спасибо. — Трайбер поблагодарил за пакетик чая, брошенный хозяином в чашку.
— Не в личных же целях.
— В личных в том числе, господин. Начальник — человек, ничто, как говориться, ему не чуждо. В плане удовольствий — тем более. Это роботы могут выстраивать сугубо деловые отношения, а люди всегда остаются немного животными. А уж в нашей стране, где народ понимает только силу, а заимев ее, с удовольствием гнобит слабого, тем более.
— Я не такой.
— И я не такой! Поэтому отвечаю за свои слова. Это испытание нужно мне прежде всего.
— Все, иди домой. — Дмитрию стал надоедать несерьезный разговор.