Кабанову еще до увольнения было известно, что Алексей Николаевич купил жилье в экологически чистом месте. Престижный поселок «Холодные ключи» расположился на окраине города в 40 минутах езды от отдела полиции №2. Правда, вместо коттеджей, которые рисовались во сне Дмитрию, поселок состоял из ряда трехэтажных одноподъездных домиков, выкрашенных в розовый цвет, с липовыми балкончиками. Водитель, в зависимости от степени подчиненности и состояния начальника, останавливался либо на трассе, либо сворачивал к самому дому. Пантелеев проходил через детскую площадку, подносил магнитный ключ к домофону и скрывался за дверью. Имелись ли видеокамеры на доме, точно Дмитрию установить не удалось – по углам висело что‑то похожее, но в дешевый бинокль разглядеть трудно. Дмитрий решил принять за условие, что видеонаблюдение ведется.
Вот и сегодня Пантелеев вышел, борясь с закона гравитации. «20–17» — посмотрел на часы Кабанов. Завтра четверг – спортивный день, господин Пантелеев откушает коньячку обязательно, с подчиненными не пьет, замы на автомобилях, то есть, как всегда приедет домой с 20–40 до 21–10. При этом объект будет в расслабленном состоянии.
«… я сознаю, что болен, сознаю, что больно все общество. Моя акция направлена на восстановление справедливости и привлечение внимания к людям, права которых нарушены, а представители закона не приняли никаких мер по их защите».
Кабанов поставил точку, сложил листок и положил завещание в карман. Мысленно проверив весь процесс подготовки и вероятность развития событий, бросил баул за плечо и вышел из квартиры. Время – 19–00.
В 20–10, выбравшись из пробок, Дмитрий свернул в сторону «Холодных ключей». В 20–20 остановил «девятку» за домом с пыльными стеклопакетами и вывеской со стороны дороги «Продаются квартиры». Кабанов вышел, удостоверившись в отсутствии посторонних глаз и видеокамер, открыл багажник и начал перевоплощение. Вместо джинс надел широкие слегка помятые брюки, стянул в поясе ремнем, вспомнив коровинский костюм, впопыхах оставленный на Катиной квартире. Вместо кроссовок надел коричневого оттенка штиблеты, обработанные табачным раствором. Достал из баула подушку, на усовершенствование которой ушло два вечера, четыре исколотых пальца и обновление матерного лексикона. Дмитрий привязал подушку к животу лямками через поясницу и плечи. В подушке на уровне пупка имелся сквозной разрез, проложенный тканью и обточенный мелкими стежками по краям. Подушку, имитирующую пузо, накрыли полы белой застиранной рубахи. Дмитрий застегнул рубашку, удостоверился в совпадении разреза в правой части с разрезом в подушке. Стараясь не испачкать рубашку о нижний край багажника, достал коробку с пастельными мелками. Белым мелком провел по отросшим волосам, по щетине на лице. Посмотрелся в зеркало, решил, что издалека за седину сойдет. Стряхнул частицы мела с рубашки, вытер руки, затем надел пиджак с огромными лацканами. Костюм у дяди Бори выбрал неброский, серый в полоску, лишь лацканы запоминающаяся деталь. Но кто станет обращать внимание на старика? Дмитрий надел очки в роговой, снова входящей в моду, оправе, сгорбился, вживаясь в роль. На очки Дмитрий потратил еще один вечер – с разрешения дяди Бори заменил линзы на простые стекла. К очкам дядя Боря выдал шляпу с перфорацией по бокам – поберечь от солнца седую голову.
Следующим предметом из баула был извлечен пистолет. Дмитрий передернул затвор, спустил курок для стрельбы самовзводом. Накручивая глушитель, посмотрел на часы. До расчетного времени оставались минуты. Дмитрий сквозь рубашку сунул пистолет в подушку, глушитель плотно вошел в свое отделение, по ощущениям встал точно горизонтально – возможно, придется стрелять через одежду, хотя это чревато заклиниванием затвора в момент выброса гильзы.