Дмитрий достал из кармана джинс пояснительную записку, положил ее во внутренний карман пиджака. Все, можно выдвигаться на место.
В 20–38 на детской площадке во дворе розового трехэтажного дома сидел пожилой мужчина и читал газету. В стороне на площадке резвились дети под присмотром мамаш. Две девочки лет пяти заставляли кукол есть песок, два мальчика того же возраста рисковали вылететь с качелей и потерять молочные зубы. Родительницы курили тонкие сигареты и что‑то увлеченно обсуждали на лавочке. Последний луч солнца подсветил линию облаков на горизонте, со стороны реки повеяло свежестью, легкий ветерок окончательно сдул жару, краски дня померкли. Старик сложил газету и убрал в карман. На дороге остановился «Хундай», с пассажирского сиденья вышел подросток и неровной походкой двинулся во двор.
Кабанов сразу узнал объект. Сердце застучало, пульс участился, а мозг уже высчитывал расстояние, траекторию движения, момент сближения. Пантелеев пересекал детскую площадку посередине, мазнув взглядом по детям, он уставился на мамаш. Такой поворот головы объекта как нельзя устраивал Кабанова. Дмитрий встал с лавки, сгорбившись, пошел за объектом. Сначала медленно, затем ускоряя шаг, но все также бесшумно ступая по траве. Возле подъезда никого не было, из окон никто не смотрел. Дмитрий рассчитывал догнать Пантелеева, когда тот приблизит магнитный ключ к панели домофона, войти на плечах, а уже в подъезде выстрелить.
До подъезда оставалось 15 метров Пантелееву и 20 Кабанову, когда домофон пиликнул и дверь открылась.
— Папа! – пропищал ребенок, мальчик или девочка в этом возрасте не разберешь – не больше трех лет, а в свое время Кабанов не интересовался личной жизнью начальника. Знал, конечно, что он женился на сотруднице из отдела секретного делопроизводства на несколько лет старше и несколько сантиметров выше. И вот она, раздобревшая Наталья Олеговна, изогнувшись, держит за руку ребенка, а тот пищит: «Папа!»
Дмитрий замедлил шаг, вынул правую руку из разреза рубашки. Пантелеев раскинул руки, присел, пошел на полусогнутых, приторно сюсюкая. Кабанов, поправляя шляпу, двинул левее. Чета Пантелеевых не обратила внимание на старика в мятом костюме.
Кабанов скрипел зубами по дороге домой. Он понаблюдал издали за прогулкой Пантелеевых, убедился, что они вместе прошли к подъезду. Чего Дмитрий ждал? Ведь чувствовал, что не сможет выполнить задуманное, даже если объект пойдет к подъезду один. Объект из биомассы превратился в Лешку Пантелеева, жалкого чмошного человечка, но которого любят жена и ребенок.
«Вот тебе и терминатор, вот тебе и айрон мэйдэн!» — злился Кабанов. Но как, как жить дальше? Месть и гордыня, жалость и человеколюбие. Болезнь не отступит, пока не уничтожена причина. Уничтожив болезнь, уничтожишь себя. Круг замкнулся. Жить отравленным или умереть здоровым, не поддавшимся новой заразе по имени «совесть». Если раньше Кабанов смутно лелеял надежду остаться в живых после осуществления мести, то сейчас решил уничтожить себя, выполнив задачу.
Дмитрий заехал на стоянку, захрустел гравий под колесами, затормозив, шины подняли облако пыли в свете прожектора. С баулом на плече Кабанов пошел к будке выплатить дань сторожу, охранявшему стройку и приглядывающему за транспортом жителей соседних домов.
- 50 рублей за ночь. – морщинистый мужик лет 60 в дверях сторожки почесал брюхо. – А, это ты. Не узнал в новом прикиде. На маскараде был?
— Типа того. – Дмитрий протянул купюру. Он не переоделся, выезжая и «Холодных ключей», только снял шляпу и очки. – На вечере встреч.
Перебросив баул на другое плечо, Кабанов пошел домой. За то время, пока он жил в этом районе, ни разу не видел полицейских патрулей, поэтому шагал с сомнительным грузом без опаски.
Баул полетел на пол в середину комнаты, пиджак накрыл спинку стула, в широких «маскарадных» штанах Дмитрий пошел на кухню, совмещенной с ванной комнатой – в углу завешанный куском полиэтилена стоял огромный таз, претендующий на название «ванна».
Дмитрий поставил чайник на огонь, умылся. Холодная вода взбодрила тело, градус настроения слегка поднялся. Дмитрий взял с подоконника телефон. 23–10, два пропущенных вызова. Катя звонила в 19–10 и в 20–45. Дмитрий набрал номер, опасаясь тревожных новостей. За эти дни Дмитрий сам звонил подруге в дневное время, а от нее получал эсмски: «все в порядке, спокойной ночи».