Алексей Николаевич схватил пачку «парламента» со стола.
— Твою мать! — дрожащие пальцы никак не могли вытащить сигарету. Глаза затуманились. Кровь ударила в мозг. Как же тяжело быть начальником! Суки гребаные! Был бы ростом повыше, так бы не разговаривали! Не сука он! Голову поднял! Суки! Суки вы все! Ничего, все еще попляшут, когда премии лишаться! Главное удержаться на месте, Зайсунцева не разозлить.
Пантелеев прикурил сигарету, затянулся. В легких потеплело, в черепной коробке сработал байпас. Раскрыть бы самому преступление какое, а лучше информацию железную получить, доложить, потом раскрытием руководить.
На столе резкой трелью напомнил о себе городской телефон. Кто‑то наверху воздал чаяниям Алексея Николаевича. Из трубки раздался голос Золотого:
— Мне начальника угро.
— Я слушаю, Макс.
— Узнали? Я новую информацию по тому делу надыбал. Не по телефону. Можете выйти? Я в скверике, где заброшенная пивнушка буду ждать.
Пантелеев глянул в окно: пасмурно, ветер. Алексей Николаевич надел курточку, похлопал по карманам — телефон, ключи, удостоверение, присовокупил пачку сигарет, все. Можно идти на встречу. Закрыл кабинет, зарысил по коридору. Перед выходом на лестницу открыл дверь попутного кабинета, важным голосом громко отчеканил:
— Рома! Я на встречу с агентом, вернусь, соберемся!
Вечно насупленный татарин по имени Румиль выглянул из‑за монитора, вздохнул. Что он подумал о великом агентуристе, остается догадываться.
Пантелеев, стараясь шагать солидно и в тоже время торопясь услышать важную информацию, сулившую всякие ништяки, приближался к скверу. Могут медалью наградить, в газете, а то и по телевизору прославить. Могут к внеочередному званию представить. Премия само собой! Мечтая таким образом, Алексей Николаевич прошел две сталинские пятиэтажки, свернул налево к воротам в сквер. Через кованые прутья и заросли кустарника просматривался синий павильон в дальней стороне сквера. К бывшей пивной можно было выйти с другой стороны, через малые ворота, но тогда пришлось бы проходить мимо продуктового рынка, отданного на выкуп представителям южных независимых республик. Возле павильона никого не наблюдалось. Прячется конспиратор, решил Алексей Николаевич. Он шел по центральной дорожке и поглядывал по сторонам. Было бы от кого прятаться — в сквере никого, даже бомжи еще ночевать не пришли.
— Максим, ты где? — Пантелеев остановился у пивнушки.
— Здесь я. — послышалось из‑за угла.
Алексей Николаевич шагнул мимо облупленной двери, не успел дойти до угла, как почувствовал движение за спиной, и в голове разорвалась белая звезда.
Очнулся Пантелеев от недостатка кислорода. Он успел разглядеть остаточные следы комет, резко вздохнул носом, попытался дышать глубже. От затылка ко лбу растеклась боль, вызывая смутные воспоминания. Правой стороной Пантелеев ощутил сырость и прохладу, чернота перед глазами чуть посерела, в нос ударил запах застарелой мочи. Алексей Николаевич с испугом понял, что голова обмотана тканью, губы не разжимаются, рот залеплен, и лежит он на земле возле пивнушки. Попытался шевельнуться — разъяснилась поза: ноги и руки связаны, колени прижаты к груди, руки за спиной. Испуг сменился ужасом, когда пленник услышал приглушенные голоса. Пантелеев замер.
— С З — золотым что б — будем делать? — мужчина заикался.
— То же, что и с этим. — голос как у робота, без эмоций. — На запчасти пустим. И тебя бы тоже, долбоеба, вместе с ними, чтобы язык не распускал.
— Я же с — сразу осознал. Не от — трицаю же. — винился заика. — К‑как думаешь, Золотой больше никому не с — слил?
— Он бы сказал. Про этого же сказал. У меня все говорят.
Алексей Николаевич услышал звуки шагов, голоса раздались совсем близко.
— А этот н — не мог н — никому рассказать? Может, поп — пытаем?
— Времени нет. — сказал робот. — Даже если и рассказал, кто поверит? Просто надо сделать, чтобы их не стало. Искать будут, ясен перец, может, дело по мокрухе заведут, зато про наши дела никто не вспомнит.
— Нам бы еще К — кабанова найти прежде м — мусаров. Зря ты б — бутылку с его пальцами подкинул.
— Шеф приказал. И правильно сделал, — убежденно сказал робот, — не пошел же Кабанов в ментовку заяву писать. Ты точно его здесь, в городе, видел?
— Т — теперь уже не знаю. Все‑таки к — крепко он мне в морге к — кукушку встряхнул.
— Ничего, найдем, куда он без документов денется. Давай грузить, где твоя «приора» стоит?
— С — слушай, он очнулся вроде.