— Как ты, дядя Боря, к инородцам относишься? — спросил Кабанов за завтраком.
Борис Львович стряхнул крошки с бороды и, секунду подумав, ответил:
— Под инородцами мы обычно азиатов подразумеваем. Мол, сами‑то мы европейцы — всякие германцы с поляками вроде как с одного поля. Европопцы, твою мать! Азия, Евразия, с двух сторон по безобразию!
Я тебе так скажу: не любят у нас чуркестанцев, и им не за что нас любить. В свое время империей решили называться, захотел Петр титул императора примерить. Так он чухонцев воевал, окно рубил на севере, Европам кузькину мать показывал. А вырожденцы Романовские на Азию рот разинули. Все земли расширяли, только не подумали, кто ее обрабатывать и защищать будет. Мужиков собрали и повели полководцы по горам и по пустыням, сверкая эполетами, все как есть наполеоны. Ладно бы оставили буферной зоной, так нет, мы вас, тюбетейки, грамоте обучим. На тебе, акын степей, балалайку! На тебе, горный орел, бахчисарайский фонтан. Как в той рекламе навязывали: «Вы еще не цивилизованы, тогда мы идем к вам».
Вот к тебе в дом придет в гости академик и начнет учить, как гвоздь вбивать, ты же его пошлешь куда подальше. А академик наш обижается и револьвер из кобуры достает. Не будешь с лампой жить при кумачовом флаге, будешь с темным прошлым у холодной стены стоять. Жили себе в простом мире, бай угнетал, разбойник грабил, копошились в саклях, так нет, на тебе еще и цивилизацию, на тебе еще вертикаль власти, то белой, то красной. Местные живоглоты покрутили было головами в сторону Турции с Ираном, русский хрен плоскими и горбатыми носам понюхали и все как один перекрасились. Угнетать и грабить из больших кабинетов стали. Ладно, раньше еще не лицемерили — мы, русские, нация великая, не ровня вашей! Сидите смирно и помалкивайте, ученых и писателей по разнарядке клепали. А простой народ как жил в навозных саклях, так и остался, только навоз для приличия побелили и приказали считать себя цивилизованными. А не получится в один миг азиатскую культуру в европейскую цивилизацию обратить. — дядя Боря припечатал ладонь к столу.
— Ни в миг, ни в поколение, ни в сорок поколений! По — другому у них нервная система устроена, мозг по — другому думает. У них своя цивилизация со своим временным циклом развития.
— Одним словом, нечего им у нас делать.
— Им у нас, а нам у них.
А то придумали, как его, толерастию, мультикультуру. Застеснялись черное черным, а белое белым назвать. Вот и пожинаем, что посеяли. При этом носы воротим от гастарбайтеров, а самим в собственных туалетах непонятная гордость свое же говно не дает убрать. А насчет горячих горцев, я тебе так скажу — своя власть в тысячу раз больше народу русского извела. И продолжает изводить, вместо того, чтобы пенсии прибавить, цены на лекарства снизить, князьков кавказских задабривает бюджетными деньгами. Хотя во власти у нас всегда более чем интернационал правил.
— Все ясно, дядя Боря. Ты о ночном разговоре не забыл?
— Про самодуров что ли?
— Про токарное изделие.
— А! Размеры надо снять, а лучше бы его в натуре иметь, сразу на стволе резьбу нарезать.
— Хорошо, пистолет я тебе оставлю. Без патронов, конечно, чтобы революцию не устроил. — подмигнул Дмитрий.
После завтрака Кабанов определился с подопечными, составив план действий на несколько вариантов развития событий. Основной план — до особого указания не высовывать нос Горохову и воздержаться от алкоголя дяде Бори.
На полученные деньги Дмитрий снял квартиру в «малосемейке», прикупил в секонд — хэнде пару маек, вполне презентабельную рубашку, зеленую куртку и ботинки, явно избежавших утилизации в бундесвере.
— Хорошо! — Зайсунцев промокал лоб платком и еле сдерживался, чтобы не заорать в трубку. — Сейчас только 7 часов. Через час я приеду, и мы успеем прокатиться на яхте! Все, мне некогда!
Начальник отдела полиции бросил телефон на кресло и повернулся к окну. Пыль на внешней стороне стекла усугубила плохое настроение.
— Твою мать! В этом отделе забыл, когда отдыхал по — человечески! Стадо баранов!
Денис Александрович промокнул слюни в уголках рта, скомкал платок и швырнул его в угол между стеной и шкафом.
В дверь постучали.
— Разрешите? — в кабинет просунул голову Пантелеев.
— Где тебя носит? Я сколько ждать должен? — рявкнул Зайсунцев.
— Виноват, Денис Александрович. — протиснулся в дверь Пантелеев. — Сразу, как с трупом определился, выдвинулся к Вам. Пробки.
— Садись. — Зайсунцев с высоты 190 сантиметров посмотрел на коротышку и сам прошел к своему креслу.