— Чёрт! Приехали!
На противоположной стороне улицы мой дом, старая парикмахерская, универсам, шеренга тополей. На этой стороне улицы, где мы припарковались — лабиринты частных гаражей, бывшие зеки где-то здесь прячут угнанные машины и разбирают их на запчасти, чтобы потом впарить на авторынке с рук. Возможно, их рук дело и пропадающие из собственных квартир старики, одинокие, больные, никому не нужные. Через какое-то время пустующая квартира заселяется новыми жильцами.
Мимо прошла женщина с коляской. Всё какое-то неясное и прибитое за еле слышимыми очередями перестрелки в центре города, какое-то таинственное, и кинотеатр с афишей кинофильмов месяца — единственная отдушина настоящей осени. Я уставился на свои руки, пальцы непроизвольно сжались в кулаки. На безымянном пальце, ближе к ногтю, запёкшаяся кровь. Мои руки. Руки музыканта. Они уже столько сегодня почувствовали, лишь за один день.
— Зайдёшь к нам? Тата накроет на стол, посидим, выпьем, — сказал я.
— Нет, на сегодня хватит, — ответил Вовка, — есть ещё дела!
Мне всегда везло на художниц, астрологов, продавщиц цветов, многодетных мам. Я зашёл в квартиру, меня никто не встречал. И я весь вечер тупо пил портвейн, жарил картошку, перещёлкивал на пульте каналы TV, потом поспал, а теперь, если честно, мне хотелось выйти на улицу, снять девку и зависнуть на сутки в приглушённой обстановке другой квартиры. Лечь на кровать и голыми телами прижиматься друг к другу, ловя новые ощущения и запахи, просто чувствовать. Но я уже понял, что этого не будет, так что я просто полез под прохладный душ и стал приходить в себя, быстро трезвея. Я встал прямо под струю воды и запрокинул голову, подставляя лицо воде. Я вспомнил наш разговор с Татой за 2 месяца до путча.
— Олег…
— Чего?
— Может эмигрируем в Европу?
— На какие «шиши»? — (Хотя Амстердам у меня вызывал ощущение свободы и праздника). — Ладно, посмотрим… Тата, слушай…
— Что?
— Ты сделай астрологический прогноз на ближайший год. Но только не такой, как в газетах печатают.
Моя подруга фыркает:
— Обижаешь, Олег…
Я не видел её глаз, я не пытался предугадать, что могло бы быть в них. Тата подошла ко мне и крепко прижалась к моей небритой щеке. Мы оба всё поняли без слов. Всё пойдёт не так, как мы мечтаем, но наши объятия были искренние.
А потом часы с кукушкой пробили другое время, мы потерялись в пути.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Перси Шелли
Чёрные розы на выцветших обоях, их шипастые стебли, обвивающие друг друга как змеи, мелкие листья. Осторожно, словно боясь уколоться, я веду пальцами вдоль стеблей вниз, к полу. Детали этого дня в их несбыточности и принятии решений.
— Может стоит рискнуть? — спрашивает Светка.
— Надо ещё раз всё просчитать, — говорю я ей.
Я делаю два шага вдоль стены. Однообразный узор из чёрных роз рябит в глазах.
— Тогда я сама всё решу.
— Не дёргайся, — раздражаюсь я.
— Думай, Черепах, но побыстрее.
Пузырьки под обоями — движ этой комнаты. Тараканы — её хозяева, но не такие временные, как мы. Когда-нибудь они мутируют и превратятся в гигантских насекомых, но это при условии, что повышенный фон радиации подтолкнёт новую популяцию к перерождению. Мои мысли уносились куда-то далеко, но решение нужно принимать сейчас. Наша комната располагалась на первом этаже типовой девятиэтажки. Луны не видно, она скрывается за деревьями. Выбор первого этажа не случаен: из окна легко вылезти и ускользнуть от кого угодно. Светку опять подташнивало, и я видел страх в её красивых глазах.
На улице собралась толпа, она наблюдала за парнем в «косухе» с надвинутым почти на глаза капюшоном, он конвульсивно извивался, а вскоре ничком грохнулся на землю. Он почти рычал, я это слышал. Я пытался вглядеться в силуэт этого «нефора», но думал о другом.
— А что делать, если мы промедлим.
Внезапная слабина возможного отцовства подкатила к горлу. День получился насыщенным событиями. Всё началось с приготовления к концерту: мне выстригли ирокез, потом мы отправились в «MacDonald’s», в переходе кто-то кого-то резал ножом… Потом собственно и сам концерт — редкий случай того, что никто никого не накрывал. По дороге домой мы шли, оглядываясь по сторонам.