— Не надо об этом. Я все понимаю, все правильно, — ответил сержант как бы издалека. Его мысли продолжала занимать качнувшаяся за угол тень, если она не почудилась. Добавил: — Если услышите подозрительные звуки, вообще любые звуки в здании или снаружи, разбудите меня. Спокойной ночи!
Спать ей не хотелось, мешала тишина упруго, как проволока, натянутой ночи, и боязно было прикоснуться к этой тишине, словно она могла разорваться — и тогда свершится нечто совсем уж непоправимое и невыносимое. И заговорить с человеком, сказавшим «Спокойной ночи!», женщина не решилась, хотя была уверена, что и сержант не спит в этой напряженной тишине, и ей даже стало обидно, а потом стыдно и за обиду, и за мысли против него. Она вздохнула глубоко и произвольно, чтобы снять напряжение, заснуть и не думать ни о чем, но совершенно случайно подумала о том, что случилось с ее обонянием, которое всегда было острым и чутким, улавливающим на расстоянии даже запахи камней, но теперь усилившимся по непонятной причине. Она различала запахи стен и потолка, окна, двери, не говоря о запахе краски, еще исходившем от солдатских ботинок, одежды и тела сержанта. Все это было естественно и не тревожило ее восприятие. Но было нечто в комнате, некая вещь, которая пахла тяжело и угрюмо, густо и сладковато, словно пожар — потухая, но шевелясь еще волнами дыма, золы и пламени и не желая потухнуть. Всю ночь тревожил ее необыкновенный запах, и женщина силилась понять, что же это, но лишь на рассвете, очнувшись от забытья, увидела бесшумно прошагавшего к двери солдата и поняла: оружие! Это его оружие мучило ее всю ночь особым запахом. Она успокоилась и уснула.
Новый день почти ничем не отличался от предыдущего, если не считать того, что сержант разнообразил его приготовлением и завтрака, и обеда, и ужина. Люди не разговаривали, да и не было причин для этого: сержант появлялся лишь затем, чтобы молча поставить перед ней еду и удалиться. Она опять слышала его передвижения по всей казарме то там, то тут, даже на чердаке он производил некие действия. И еще ночь, и еще день, и еще… По ночам он куда-то исчезал. И все это почти в полном молчании. Наконец женщина не выдержала, заговорила, прошла, может, неделя, а может, и больше.
— Вы все время что-то делаете. Может быть, я что-нибудь, чем-нибудь… помочь могу? Объясните.
Он посмотрел на нее как-то странно, но, как ей показалось, радостно:
— Объясню…
Из объяснений она поняла одно: сержант пытался из казармы соорудить «неприступную крепость», вырыл даже подземный ход. Объяснил, как и когда им можно будет пользоваться.
— Да зачем все это?
Он посмотрел на нее как на дурочку, потом улыбнулся, потом серьезно начал:
— Если все это не пригодится — и ладно. Но…
Появился Скорпион со свитой, и сержант, указав в их сторону, произнес:
— Вот за этим самым.
Разговаривал он с ними, как Цезарь с плебеем — с трибуны балкона. Разговор шел о продуктах, которых должно хватить на год.
— А дальше что? Друг друга жрать начнем? — Скорпион выругался, он нарочно применял иногда сальные словечки, чтобы создать видимость собственной «необразованности». — Слушай, сержант, мы теперь государство почти, надо подумать о перспективе. Остров не так велик, и мы в конце концов по закону эволюции перегрызем друг друга и подохнем. Надо нам на материк, а? Планчик есть. Мы тут с ребятами нашли рыбацкий баркас.
— Утопия, — бросил сержант.
— Почему обязательно утопнем? А если не утопнем, а выплывем? Если с умом взяться, а мы беремся движок на нем установить по всем правилам, то доберемся. Пока у нас есть запас продуктов… На плотах люди океаны пересекали, а тут каких-то сотня километров.
— Двоих Боливар не вывезет.
— Почему? Он полсотни вывезет, а нас всего семеро.
— Ты знаешь, о чем я говорю.
— И ты знаешь, что другого способа у нас нет. Ты — командор, мы — матросы. Доберемся до материка — и веди нас в любую тюрягу. Но я думаю, что их нет, тюряг. Наконец-то человечество освободило себя от тюрьм и войн. Ну, так как?
— Хорошо, — ответил сержант, — Я знаю, что вы от этой бредовой идеи не откажетесь. Делай свой корабль.
— Есть, адмирал! Только у нас ни карты, ни компаса нет. Позаботься об этом. У вас-то найдется?
— Зачем ты разбил рацию? — вместо ответа спросил вдруг сержант.
— По нечаянности, ей-богу, по нечаянности! Или ты думаешь, что я совсем идиот? Случайно получилось.
— Не случайно, а на всякий случай, когда понял, что я лампы вытащил. И вообще ты мародерствуешь.
— Что ты, сержант! Перстень этот? Сдам. Одежду? Тоже сдам. Автомобиль, как видишь, я уже не трогаю, надо топливо экономить. Разве это мародерство. Ладно. Значит, готовимся к отплытию. А карта и компас за тобой. Так?