Я выдернула свои волосы у него из рук и изо всех сил бросилась вперёд. Я слышала, как он громко хохочет, догоняя меня. Мне так хотелось, чтобы его посадили в колодки. Я бы тогда бросала в него навоз и гнилые овощи — всё, что удастся найти. Я привязала бы гнилую рыбу у него под носом и кидала на голову пауков, червей и жуков, а он извивался бы в колодках. Я дождалась бы, когда он как следует проголодается и захочет пить, и съела большое сочное яблоко прямо перед его носом. Потом бы я запустила ему в ухо уховёрток, они прогрызут мозг и выберутся через ноздри наружу, а он будет кричать снова и снова. А потом я... я придумаю для него что-нибудь другое, ещё хуже, чем всё это.
Отец Ульфрид
— Тебе не следовало приходить, отче. — Ральф поплотнее укутал пледом плечи.
В доме было холодно. От утоптанного земляного пола тянуло сыростью. Слабый огонь в очаге, для экономии топлива прикрытый дерном, почти не прогревал комнату, служившую всей семье кухней, гостиной и спальней. Я поднырнул под пучки сухих трав и лука, свисающие со стропил.
— Джоан сказала, ты не смог прийти на мессу из-за лихорадки. Я рад видеть, что тебе получше.
Ральф сгорбившись сидел в кресле в дальнем углу комнаты. Я изрядно удивился, увидев его не в постели. Мне когда-то случалось страдать от болотной лихорадки, и я тогда не мог даже голову с подушки поднять.
— Не надо было ей беспокоить тебя, — проворчал Ральф. Он бросил взгляд на жену, стоявшую спиной к запертой двери. Я обернулся, пытаясь разобрать, что она отвечает Ральфу — явно не предназначенное для моих ушей. Я не заметил у него обычных симптомов лихорадки, но в слабом свете единственной оплывшей свечи его лицо трудно было рассмотреть. День ещё только клонился к закату, но ставни на окнах уже были плотно заперты.
— И... — я помедлил, — этим утром я видел в колодках Марион, твою маленькую дочь.
Джоан закрыла лицо руками.
— Управляющему д'Акастера не следовало сажать её в колодки. Она всего лишь ребёнок. Я знаю, ей нельзя было выходить так рано. Но она такая маленькая, что только так может собрать хоть крохи. Потом старшие будут отталкивать ее и заберут всё. Не знаю, как мы заплатим этот штраф... Будто у меня и так мало забот. Ральф... болен, — она умолкла, испуганно взглянув на мужа.
— По-моему, штраф заплатили, — сказал я ей. — Я слышал, заплатила глава дома женщин.
Джоан недоверчиво и удивлённо посмотрела на меня.
— Почему?
— Я знаю, что они добрые женщины. Должно быть, пожалела ребёнка.
— Нам не нужно подачек от таких, как они, — рассердилась Джоан. — Я тысячу раз говорила детям не приближаться к ним. С чужаками опасно общаться.
— На сей раз, Джоан, думаю, тебе следует быть благодарной, и я надеюсь, ты не станешь отказываться от милостей церкви. — Я открыл свою корзину. — Я принёс тебе немного баранины, Ральф. Думаю, Джоан сварит из неё бульон, если ты не можешь есть твёрдую пищу.
Джоан рванулась вперёд, взять мясо.
— Ты добрый человек, отче, что бы там ни говорили.
— А что обо мне говорят, Джоан? — мрачно спросил я.
— Ничего, отче, — торопливо ответила она, — деревенские сплетни. Мы с Ральфом на них внимания не обращаем.
— И всё же я хотел бы услышать.
Джоан одёрнула юбку.
— Да просто пустая болтовня, ты же знаешь, отче. Я слышала разговоры, что твоё прежнее место в Норвичском соборе было по всем статьям лучше. Вот люди и удивляются, почему ты его оставил... ради прихода вроде нашего.
— И они знают ответ?
Мою грудь снова сдавил тугой обруч.
— Говорят... ну, кое-кто говорит, что тебя сюда отправили из-за... — она растерянно обернулась к мужу, но тот не пришёл на помощь. — Потому, что тебя поймали... прошу прощения, отче, в постели с... с монахиней, вот что говорят.
Она подхватила подол фартука из мешковины и закрыла им лицо, не смея даже взглянуть на меня.
Я не смог удержаться от смеха. Они оба глядели на меня в изумлении.
— Нет, уверяю вас, меня не ловили в постели с монахиней. Да и нигде меня с монахиней не ловили.
Несмотря на облегчение, в груди у меня по-прежнему болело. Обычно эта боль проходила в течение нескольких часов. С тех пор как попал в эту несчастную деревню, я чувствовал себя так, будто меня преследует какая-то ужасная тварь, готовая наброситься в любой момент. Каждый раз, глядя в глаза деревенским, я задавался вопросом, не узнали ли они, не пустил ли декан епископа слух. Он делал такие вещи с большим удовольствием, если они служили его цели.
Джоан пристально смотрела не меня, очевидно, ожидая каких-то объяснений.