— Что ж, замечательно. Я не возражаю против этой кандидатуры. Что-то похолодало, — поежился Донован, — как бы меня совсем не продуло. Где вы хотите переговорить с Канарисом?
— Лучше всего сделать это в Италии, сейчас там находятся войска союзников.
— Десантирование англичан в Италии считается большим промахом абвера.
— Это не так. Нельзя упрекать Канариса в том, чему он сам же и способствовал. По его мнению, Италия не должна была воевать, она была втянута в войну Муссолини.
— Вы знаете и об этом? — удивленно посмотрел Донован на Даллеса.
— Да, сэр, Канарис всегда сочувствовал западным союзникам. После того как пал режим Муссолини, уже на четвертый день он встретился с шефом итальянской разведки и пообещал ему посодействовать в выходе Италии из войны. Как следствие этого обещания уже через два месяца англичане десантировались на юге Италии. Я даже полагаю, что англичане каким-то образом договорились с ним.
— Все так. Вижу, что вы осведомлены не хуже меня. И поэтому очень важно, чтобы с адмиралом Канарисом переговорили лично вы.
— Хорошо, сэр.
Кивнув на прощание, Донован быстрым шагом направился в сторону Белого дома.
Глава 9 ТАЙНЫ ДИПЛОМАТИЧЕСКОЙ МИССИИ
Иоахим Риббентроп любил Стокгольм — холодный, величественный и не похожий ни на один из городов Европы. В каждый свой приезд он неизменно шел на Гамла, чтобы полюбоваться исторической частью города. То же самое он сделал и сейчас. Правда, в этот раз эстетические удовольствия он решил совместить с деловой встречей, которая должна была состояться у ратуши, величественного здания, выложенного из красного кирпича и стоящего на берегу залива.
У причала, несмотря на стылую непогоду, находились несколько рыбаков в длинных прорезиненных плащах и ловили рыбу. Везло только одному, стоящему у края, — с периодичностью в три минуты он вытаскивал рыбину, а остальные бросали в его сторону слегка завистливые и растерянные взгляды.
Остановившись неподалеку, Иоахим Риббентроп с интересом наблюдал за удачливым рыболовом. Поначалу он даже считал количество пойманной этим везунчиком рыбы, а потом сбился со счета.
Рыболов, молодой мужчина лет двадцати пяти, с невозмутимым лицом снимал рыбу с крючка и небрежно бросал ее в ведро.
Риббентроп специально вышел за полчаса до назначенной встречи, чтобы постоять на причале и понаблюдать за рыболовами. В душе он не разделял их страсть, но рыба, бившаяся на натянутой леске, выглядела отчего-то неимоверно притягательно. В этом зрелище присутствовал какой-то рок, в который он верил, — как ты ни изворачивайся, а судьба твоя предопределена и быть тебе съеденным во время ужина.
— Иоахим, — услышал Риббентроп за спиной знакомый голос.
Повернувшись, он увидел крепкого высокого мужчину лет сорока пяти, одетого под стать непогоде — в длинный светло-серый плащ.
— Марк! — шагнул Риббентроп навстречу.
Рыболовы, стоящие на причале, даже не посмотрели в сторону этих мужчин. Не принято! А потом, каких только встреч не происходит в Стокгольме.
Обнявшись, они крепко потискали друг друга за плечи. Так радоваться встрече могут только старинные приятели.
— Сколько мы не виделись, Иоахим? — спросил мужчина, с интересом рассматривая Риббентропа. — Лет десять?
— Семь, — поправил его Риббентроп, — последняя наша встреча произошла в Вене. Ты тогда работал в американском дипломатическом корпусе.
— Я и сейчас там работаю.
— Но как тебе это удалось, ведь ты же канадец!
— Мой отец был американец. У меня двойное гражданство.
— Хм, что-то мне подсказывает, что это не основная твоя работа.
Марк махнул рукой:
— И не говори, Иоахим! В этом мире все так перемешалось, что даже не понять, где настоящее, а где фальшивое. Вот взять хотя бы тебя, ты имел все, чтобы стать великим игроком. Да и хоккей для тебя был не просто спорт, а настоящая жизнь! Когда мы вместе с тобой играли в хоккей, ты был лучшим нападающим. Тебе пророчили блестящее будущее! А потом ты неожиданно занялся другим делом.
Риббентроп расплылся в широкой доброжелательной улыбке. Воспоминания о молодости доставили ему радость.
— Я часто вспоминаю наши игры. У нас была сильная команда. Но ты не забывай, шел четырнадцатый год, начиналась Первая мировая война, Германия воевала, и я не мог оставаться вдали от своей родины.
— Верно, не мог, ты на все сто процентов немец. Вот у меня, например, французские корни, но что происходит на моей прародине, честно говоря, меня мало волнует.
— Сорвалась! — кивнул Риббентроп в сторону причала.
— Что? — растерянно спросил Марк.
— Это я про того рыбака, что стоит на пристани. Вон, видишь, в желтом плаще. Таскает рыбу за рыбой! А тут сорвалась. Крупная была…
— Ничего, в следующий раз повезет, — сдержанно отозвался Марк. — Я слышал, что в Первую мировую ты хорошо воевал.
— Хорошо — это громко сказано. Я делал то, что и все остальные. Просто мне повезло больше, чем другим. Теперь я кавалер ордена Железного креста первой и второй степеней. — В голосе министра иностранных дел Германии прозвучала скрытая гордость.
— В то время просто так кресты не раздавали. Ты всегда был храбрецом. Вот и сейчас рядом с тобой я не вижу никакой охраны.
— В Стокгольм я приехал как частное лицо. Может быть, меня и охраняют, но мне об этом ничего не известно. Давай немного пройдемся.
— С удовольствием.
Некоторое время они шли молча. Прошли через мост и направились вдоль стен ратуши.
— Где ты сейчас служишь? — спросил Риббентроп. — Мне кажется, ты меня пригласил в Стокгольм не для того, чтобы говорить о пустяках. Ты из военной разведки?
— От тебя ничего не скроешь, — широко заулыбался Марк.
— Все очень просто, сейчас не так-то легко попасть в Стокгольм, а тебе это удалось. Значит, тебя поддерживают какие-то очень серьезные и заинтересованные силы. А такими силами в наше время может быть только военная разведка. А потом все эти плащи, шляпы, — Риббентроп слегка поморщился, — от тебя так и тянет шпионом.
Марк расхохотался.
— Но я работаю в дипломатической миссии.
— И это ты говоришь министру иностранных дел?! — удивился Риббентроп. — Восемьдесят процентов дипломатической миссии составляют профессиональные разведчики. Может, даже и больше.
— Что ж, это упрощает дело. Тогда я опускаю все условности и перехожу к главному: очень серьезные парни поручили мне сказать тебе, что мы не заинтересованы в полном разгроме Германии, как того хотят русские.
Риббентроп ощетинился:
— А с чего ты взял, что Германия будет разгромлена?
Марк невольно улыбнулся, узнав в министре иностранных дел Германии того самого хоккеиста-нападающего, с которым когда-то был очень дружен. Именно поэтому Даллес обратился с просьбой к нему, зная, как непросто Риббентропу будет отказать бывшему приятелю и коллеге по команде.
— Перестань, Иоахим. Германия выдохнется. У нее уже нет тех могучих ресурсов, какими она владела в самом начале войны. Если вам не удалось победить русских в сорок первом году, то как же вам победить их в сорок четвертом? Только ты не перебивай меня… Речь сейчас идет даже не об этом. Я знаю, что в Германии ты весьма влиятельная фигура, имеешь свободный доступ к Гитлеру, и он охотно прислушивается к твоему мнению…
— Не тяни, говори, что тебе надо!
— Мы знаем, что очень многие люди в Германии относятся к американцам с симпатией. Мы тоже не испытываем ненависти к немецкому народу. Мы согласны заключить с вами мир, но для этого вы тоже должны постараться.
— Что ты имеешь в виду? Если речь пойдет о Гитлере…
— Ты не дослушал меня.
— Я слушаю тебя, — Риббентроп набрался терпения.
— Вы должны будете устранить Сталина!
Риббентроп даже не пытался сдержать удивления:
— Вот как! Я ожидал от тебя всего, что угодно, но только не этого. Интересная получается ситуация — министр иностранных дел занимается терроризмом.