— Какое его дело, откуда мы?! Урод! Носи пиво, убирай тарелки. — Пепси выронил кусок чего-то на скатерть... — Урод!
— Не надо ссориться с официантами — еще нахаркает нам в пиво...
— Лучше вообще быть потише, мы должны быть незаметными!
Со стороны столов с едой раздался страшный грохот. Хот-Дог не удержался... Мы подскочили и побежали к нему. Он лежал на кафельном полу, вымаранный в еде, рядом стояла пластмассовая табличка — видимо, предупреждение, что очень скользко. На табличке было написано «Caution» и нарисован человечек, валяющийся на полу, очень похожий на Хот-Дога. Вообще, никто из отдыхающих здесь не ходил, наверное, потому, что понимали смысл этой таблички. Все подходили к столам с едой по деревянному полу. Идти к еде по нему было дольше, но безопаснее. Хот-Дог выл на весь ресторан, даже те, кто продолжал есть и не побежал смотреть, теперь ели без аппетита. Хот-Дог был в ударе — его матерные неологизмы звучали на всю прибрежную зону.
— Вот мудак. — Наташа покачала головой и вернулась за стол. Я и Пепси остались с Хот-Догом. Подошел врач отеля, посмотрел ногу Хот-Дога. Он попробовал поговорить с Хот-Догом сначала по-турецки, потом на английском, потом на немецком, а потом попросил официантов отнести Хот-Дога к себе в кабинет. Мы проводили Хот-Дога... проводили взглядом и пошли доедать ужин.
— Так... — У Наташи заблестели глаза. — Сидите, я прорулюсь пойду... — Наверное, ее презрение к Хот-Догу прошло и она запереживала... А может, она теперь из жалости вообще по-другому посмотрит на Хот-Дога. Женщинам это нужно — жалеть, иначе они не любят. Жалость унижает. Это знают женщины, которые любят, и те, кого они любят из жалости, — тоже это знают. Без унижения, выходит, никакой любви не получается.
— Наконец-то...
— Что наконец-то? — Пепси открыл баночку с пепси.
— Ну, все теперь, они помирятся... о, а где тут баночки?
— У бочонков с вином!
— Тут еще и вино есть?
— Да, но оно прокислое!
Я огляделся.
— А все пьют!
— Так бесплатное! Я когда на курсы сомелье ходил, нас учили определять: надо сначала язык вином обдать, если щиплет, значит, стухло!
— На каких курсах ты был?
— Со-ме-лье!
— Когда?
— Ну, ты в армии тогда был...
У меня есть странная особенность, которая, наверное, помогает мне иногда, но, конечно, и проблемы создает. Я легко забываю... то, что мне неприятно, я могу, так, случайно, забыть... но потом вдруг вспомнить, само собой так получается, я как бы не контролирую этот процесс. Армию я забыл... и пока не вспоминаю — мне хорошо.
— Клуб «Ривьера», знаешь, да, у них были курсы сомелье... я к ним ходил... Парень такой прикольный из города, из ресторана «Феллини», крутой такой, нюхал, лизал, пальчики такие пухлые, бокальчик так поднимал... его арендовали, и он нас учил... — Пепси начал изображать парня из «Феллини», поднял кружку с пивом и стал нюхать его. — А кончилось, — Пепси заржал на весь зал, — прикинь, все кончилось через неделю... Андрюша, помнишь Андрюшу, он что-то справлял в ресторане, а этот клоун наблюдал за ним, наблюдал, сопел, что-то занервничал, потом вываливает из кухни, трясется, подбегает к Андрюше, говорит: с этой рыбой надо пить белое вино! И Андрюше такую морду строит, столичную. Короче, не вовремя он со своим советом сунулся, Андрюша ему штопором голову пробил... и курсы потом наши распустили... но я все помню... это вино прокислое...
Я доел и пошел за чаем. Пепси продолжал смеяться. Я видел это издали, когда обходил то место, где упал Хот-Дог. Пепси смеялся и смотрел туда, где только что сидел я. Наверное, ему все равно — ушел я или остался... с ним рядом проживал жизнь какой-то его личный собеседник, и Пепси не скучал даже в одиночестве.
— Андрюша ему такой: я всегда пью красное! И ба-бах! — Пепси сделал резкий удар по воздуху. — О, прикольно, это ты где набрал?
Я разложил на столе блюдца с пироженками.
— Там, у кофейного аппарата. Смотри, вот такие не бери. — Я показал на пироженку, обсыпанную орехами. — Беспонтовая, я пока шел, попробовал, зря взял, на, попробуй, может, ты съешь.
Пепси засунул в рот мою надкусанную пироженку, сморщился. Пришла Наташа.
— Круто, перелом руки! И солнечный ожог живота! Хот-Дог сможет здесь жить бесплатно две недели! За счет отеля!
— О, пойдем тоже упадем!
— Нет, больше не прокатит! Такие наглые! Я сказала: не заплатите, мы в суд подадим, какого хрена натирать пол перед ужином! Он не читает ваши нелепые надписи! Где надпись по-русски, что здесь скользко?! Всё, как и в футболе, такое же отношение!
Надо же, неудачникам всегда везет, это такая по жизни у них компенсация, упал — живи в отеле бесплатно, наркоман — не служишь в армии, Пепси и Хот-Дог поэтому проскочили... так, опять я эту армию вспомнил... не вспоминать, лишь бы не вспоминать... точно... в последний раз я вспомнил ее, когда устраивался на атомную станцию, я думал, меня возьмут, просто возьмут на входе документы проверять, а они так посмотрели на меня, прочитали личное дело и сказали: «У вас такой опыт — вы должны к нам поступить снайпером!» Я пришел домой и вспомнил, вспомнил весь свой опыт... я тогда, это было в сентябре... все пошли в школу тогда... я стоял и смотрел в окно, как дети идут в школу... родителей не было, сестры ушли в колледж... я закрыл форточку, включил газ и лег на диван... закрыл глаза... мама разбудила меня... я открыл глаза и подумал, наверное, она не пережила, что я покончил с собой, и мы встретились... но мама сказала, что ужинать придется бутербродами, потому что авария — газ во всем городе отключили... не знаю, что было правдой, иногда мне кажется, что я живу, но это не жизнь, то, что я проживаю... видимо, тогда я все-таки задохнулся, а все, что сейчас вокруг, — это и есть тот свет, для меня он такой... нет, это, конечно, наверняка не так... не могут же все мои друзья быть здесь со мной! Тем более Хот-Дог сломал руку! Хорошо, что все плохое я так быстро забываю, лишь бы случайно не вспомнить!