Возвратившись в дом, они застали в столовой празднично сервированный стол. «Баба Мотя постаралась на славу», – понял Михаил и, быстро переодевшись в чистое, выглаженное белье, новые бриджи, по-домашнему надев стеганую куртку, вышел к столу, где его все уже ждали. Но, несмотря на то что все здесь напоминало старое, доброе довоенное время, разговор за столом отражал настоящее. Со многими друзьями и знакомыми что-то да приключилось: кто погиб, кто арестован, кто пропал без вести. Казалось, не было ни одной семьи из их окружения, которой бы не коснулась костлявая рука войны и революции. И хотя в их семье пока что было все более или менее в порядке (гибель зятя не затронула их серьезно, поскольку эта «скоропостижная» свадьба закончилась его скоропостижной гибелью), в воздухе витало непонятное им чувство тревоги и ожидания очередного несчастья. Ведь при нынешнем положении дел в ближайшее время ничего хорошего случиться и не могло – все это знали твердо, – а плохое могло случиться в любой момент. И опять сердце Михаила пронзила острая боль любви к своим близким и таким родным людям. Долгая разлука только усилила привязанность, а опасность, нависшая над их семьей, о которой он только что узнал от отца, заставила Михаила почувствовать всю меру своей ответственности, как наиболее сильного и подготовленного, за их покой.
После ужина, поцеловав сестру и нежные руки матери, Михаил отправился в свою комнату.
Уже приближался рассвет, когда Михаил сжег последнюю страницу из зеленой папки, переданной отцом. Накрепко запомнив явки, пароли, характеристики, внешние черты и особые приметы агентов, способности и возможный уровень использования каждого из них, – только после этого он разделся и, казалось, провалился в белую крахмальность постели, в которой ему так редко приходилось спать в последние годы.
Видимо, огромное напряжение, испытанное за эти дни и бессонные ночи, чувство безопасности, которое с детских лет ощущал Михаил, находясь в отчем доме, сейчас притупили выработанные им за последние несколько лет навыки постоянной боевой готовности, самосохранения, не раз спасавшие его. И надо же такое – в один из самых ответственных моментов его жизни судьба сыграла с ним трагическую шутку. Он заснул мертвым сном, без сновидений, и проснулся от того, что кто-то резко сорвал с него одеяло.
Тренированный организм автоматически, с первого же мгновения начал анализировать ситуацию. Михаил, не открывая глаз и делая вид, что он еще не проснулся, мысленно перебирал всевозможные варианты, прислушиваясь, принюхиваясь, пытаясь определить степень опасности и возможность ее нейтрализации. Он тут же услышал знакомый глумливо-сипловатый голос:
– Вставай, благородие! Тут твои штучки-дрючки не пройдут, имели счастье наблюдать в Харькове… Второй раз не удерешь!
«Матросик», – понял Михаил, учуяв запах перегара, и, открыв глаза, увидел на безопасном (для этого хама) расстоянии щербато-багровую рожу своего недавнего попутчика. Михаил потянулся было к бриджам, но тут же услыхал:
– Выходи в гостиную в пижаме! Ты нам и такой сгодишься…
В гостиной уже вовсю распоряжались несколько чекистов, среди которых выделялся невысокий, но крепко сбитый мужчина в кожаной куртке, морской офицерской фуражке и матросских брюках, заправленных в высокие сапоги. Его лицо – со сломанным носом, шрамом через всю щеку, тонкогубым ртом – говорило о принадлежности к определенной люмпен-прослойке, о том, что он прошел суровую жизненную школу.
У всех присутствующих оружие – обнажено. Видно было, что чекисты зараннее проинформированы о том, в чей дом они врываются, и они исполнены решимости при малейшем сопротивлении хозяев пустить его в ход.
Михаила взяли на мушку сразу несколько человек. Резко прозвучавшие в тишине два выстрела мгновенно изменили картину.
– Я сказал – живьем брать старика! – закричал мужчина в кожаной куртке, и несколько чекистов кинулись на второй этаж. Но в этот момент на лестнице появился отец, которого, с заломленными за спину руками, тащили два дюжих матроса, а третий – упирал наган ему в спину.
– Товарищ Свиридов, он двух наших уложил, – сказал сверху один из них и тут же, переведя взгляд на Михаила, радостно крикнул: – Что, гад, попался! Ну теперь за моих корешков, что ты в Харькове вчера ухлопал, посчитаемся!
Мимо Михаила по приказу Свиридова протащили на выход, в машину, окровавленного отца. В его глазах Михаил прочитал затаенный крик: «Ну сделай же что-нибудь!»
А события стали развиваться в бешеном темпе. В углу, прося прощения за то, что открыла входную дверь, скулила баба Мотя, бормоча: