– А где Митихата?
– Твоего сэнсэя я отправил во Францию уже года полтора назад. Он управляющий в нашем имении под Парижем, которое я приобрел еще до войны. Ну да ты в курсе… А из обслуги осталась одна баба Мотя, она у нас сейчас и швец, и жнец, и на дуде игрец. Так что ужин, по нынешним меркам, будет шикарным. Тем более что я вчера на охоте подстрелил русака… В общем, давай пошевеливайся, переодевайся, – отец подтолкнул Михаила в сторону его комнаты.
Переодевшись в пижаму и накинув на себя овчиный тулупчик, Михаил, по пути заметив хлопотавших в столовой мать и сестру, быстро прошел крытым переходом к бане, стоящей на берегу замерзшего пруда недалеко от особняка.
Отец уже поджидал его в предбаннике, распарив два широких дубовых веника.
– Иди грейся, – бросил Николай Михайлович, с удовольствием рассматривая не по юношески широкоплечую, литую, мускулистую, как у античных героев, фигуру сына. – Сейчас я посмотрю – не отвык ли ты от нашего пара.
Под этими словами отец подразумевал ту высокую температуру, которую редко кто, кроме Муравьевых, мог выдержать.
В парной Михаила шибанул в нос дух распаренной мяты, и от жаркого воздуха приятная дрожь прошла по телу. В ожидании он растянулся на верхней полке, расслабив все мышцы. Вскоре в парную заскочил отец, тоже высокий и крепкий, с двумя вениками в руках.
Распластав свое большое тело на горячих досках, сын отдался злостному рвению отца, который не жалел сил и охаживал его этими двумя широкими дубовыми вениками. Несмотря на суровую школу спартанского воспитания и четыре года жуткой войны, Михаил, не выдерживая жары, стал тихо покрякивать, не желая все же сдаваться и просить старика закончить экзекуцию.
Отец проводил ее со знанием дела, нагнетая раскаленный воздух вениками, слегка касаясь сына, и, когда казалось, жары уже невозможно выдержать, он умудрялся еще и в этот момент прикладывать веники к телу, чем заставлял его исторгать вопли боли и блаженства одновременно. Плеснув еще ковшик воды на каменку, которая выбросила пар, мгновенно исчезнувший в раскаленном помещении, Николай Михайлович еще интенсивней заработал вениками. При этом движения напоминали вращение винта аэроплана, перемежавшиеся с медленными взмахами, похожими на гипнотические пассы.
Подвывания сына его только подхлестнули, и он начал без жалости хлестать мощное багровое тело, отвечающее на каждый удар перекатывающейся мускульной дрожью.
В тусклом свете, падавшем через стекло в парную, распаренные красные тела отца и сына в облаках пара напоминали рубенсовскую картину, написанную в багровых тонах, – до такой степени их тела были насыщены жаром.
В последний раз приложив веник к спине сына, Николай Михайлович, лукаво ухмыляясь, произнес:
– Устал… Ты еще допарься, а я пойду прыгну в прорубь и отдохну.
Михаил, с трудом выдержав (из бахвальства) еще минуту-другую, пулей выскочил из парной и помчался к большой проруби в пруду, где уже плавал его отец. Тело, погрузившись в ледяную воду, казалось, зашипело, как шипит раскаленный металл во время закалки. Ощущение удивительной легкости, блаженства, беззаботности охватило все его естество. С веселыми криками, оглашающими наступившую тьму, они ныряли и плескались в ледяной воде, живя и наслаждаясь этим мгновением, не думая ни о войне, ни о революции, ни о проблемах, которые им предстояло решать.
– Вот когда бы стоило прокричать этому миру: мгновенье, остановись, ты прекрасно! – с задыхающимся восторгом произнес Михаил, обращаясь к вылезающему из проруби отцу.
Еще несколько раз повторив процедуры, только меняясь в роли «экзекуторов», они сели в предбаннике, закутавшись в халаты, попивая шипучий квас, наслаждаясь негой, и затем, вынужденно превозмогая ее, занялись расслабляющей медитацией, что также входило в банную традицию их семьи. И только после этого, по настоянию отца, приступили к серьезной беседе.
– По сведениям, полученным от моей довольно поредевшей агентуры, – отец со вздохом прихлебнул квасу и продолжил: – При совнаркоме на самом высоком уровне была образована засекреченная комиссия по изъятию материальных ценностей у бывшего так называемого класса эксплуататоров. Причем изымаются не только ценности, находящиеся в нашей стране, но и, посредством давления на родственников, при помощи пыток, обнуляются счета многих богатых российских граждан за рубежом. Деньги же переводятся на анонимные счета. При этом, по некоторым сведениям, упомянутая комиссия, прикрываясь государственными, революционными интересами, на самом деле работает не на большевиков, а на какое-то частное лицо, являющееся одним из лидеров революционного правительства. Причем грешить можно на любого, так как почти у каждого из них рыльце в пушку, да и о чистоплотности в большой политике говорить не приходится…