Лайма остановилась у окаменевшей Ольги, приблизила свое лицо к ней и сказала, так четко и ясно чеканя слоги, что Ольге стало не по себе:
— Тебе никогда не разлучить нас. Слышишь — никогда!
Потом Лайма наклонилась к сумке и вытащила оттуда голову своего мужа. Михайлов и Ольга смотрели на неё ошеломленными глазами. Горюнов потерял от удара сознание.
Лайма прижала к своей груди голову Сергея и, снова взглянув на Ольгу, повторила:
— Тебе не разлучить нас!
После этих слов Лайма отвернулась от Ольги и пошла обратно в свое логово.
Михайлов поднялся, подошел к Горюнову, взвалил его себе на плечо и сказал Ольге:
— Надо отсюда выбираться.
Они вышли во двор. Михайлов опустил Горюнова на землю возле машины и повернулся к сараю.
— Нам больше ничего не остается, — сказал он Ольге, взял пучок горящего сена и швырнул его вовнутрь сарая. Огонь быстро побежал по полу, лизнул стены, взобрался под крышу. Буквально через пять минут все внутри сарая пылало, трещало и лопалось. Во дворе Кречета стало светло как днем, когда огонь вырвался наружу. И вдруг изнутри сарая раздался нечеловеческий душераздирающий вопль Лаймы, заставивший вздрогнуть и Ольгу и Михайлова.
— Она как живая, — сказал, заплакав, Ольга. — Боже, спаси её душу!
— Поехали отсюда, — сказал Ольге Михайлов, — нам тут больше делать нечего, — повторил он снова ранее сказанную фразу.
Он поднял с земли тело Горюнова и запихнул его на заднее сиденье.
Уже сидя в машине, Ольга и Михайлов еще смотрели, как ярко пылает сарай. О чем думал Михайлов, о чем Ольга — можно было только догадываться. Но еще долго они сидели неподвижно и не отрывали от пылающего пламени своих взоров. И лишь когда рухнула крыша сарая, когда стали валиться деревянные стены, Михайлов негромко сказал:
— Ну что ж, пора и честь знать, — и стал заводить мотор.
Ольга устало прислонилась щекой к стеклу и почувствовала, какое оно приятно-прохладное.