Собрав последние силы, он поплыл к лесенке. Последние метры проплыл максимально быстро, зажмурившись и плотно сжав губы. Со стороны это выглядело, наверное, уморительно - тем более, что греб он одной рукой, а второй судорожно сжимал в горсти собственные причиндалы. Сознавая, что делает совсем уж полную ерунду - одновременно он пытался напрячь мышцы ануса - будто вирус был этаким педиком и стремился забраться к нему в задний проход. Выскочив из воды, он, дрожа всем телом, метнулся к тому месту, где целую вечность назад они с Викторией оставили полотенца, и принялся лихорадочно вытираться. Кто-то из плававших вместе с ними оставил недопитую бутылку виски. Трясущимися руками он свинтил пробку, вылил в сложенную ковшиком ладонь порцию янтарного напитка и яростно принялся протирать все открытые части тела. Еще! Еще! Шипя от боли, втер жидкость в половой член и анус, напоследок, набрав полный рот виски, он прополоскал его, выплюнул, повторил... для принятия внутрь остался только лишь глоток, прокатившийся по замерзшему пищеводу теплой волной. Одновременно с этим он, наконец, ощутил тяжелый запах крови, смешанной с водой, фекалий из разорванного кишечника - и этот последний глоток вновь рванулся по пищеводу - но уже в обратную сторону. Он изо всех сил сдержал рвотный позыв, памятуя, что именно после этого он привлек внимание мертвой Виктории. Голос, так спасавший его все это время, наконец, затих. Того и гляди, опять нагрянут э т и. Обернувшись серым мохнатым полотенцем и сжимая в руке единственное оружие - пустую бутылку, человек побежал прочь от бассейна - во тьму. Он бежал, затравленно озираясь, как в бесконечно далекие эпохи, спасаясь от более крупных хищников, бежал его крысоподобный предок...
12.15.40.
Мертвый Мартинес неподвижно висел в обрывках прочной нейлоновой сети, будто гигантский уродливый паук - крестовик. Неизвестно было - погиб ли он при ударе касатки в лодку, или захлебнулся уже потом, когда упал в воду бухты - тем не менее, VD настигла его после смерти и под водой. В этом мире человек, которого домертвляли сразу после первой смерти, не давая превратиться в страшное существо, готовое убить и сожрать тех, за кого бывало, он и умирал секунду назад - мог считать себя счастливым. Человеком, которого другие люди не бросили. И если раньше многие старики большое значение придавали месту, где они будут лежать после смерти, одежде, в которой их похоронят и даже поминальному обеду - сейчас все это отошло на самое последнее место. Остаться лежать голым в канаве, но с простреленной головой - да это же счастье! Ты тогда точно не придешь к любимой внучке, не подстережешь ее возле места, где она любит играть. (Потому что э т и сохраняли в себе остатки какой-то памяти, и бывало - так и делали: приходили к детским площадкам и дети с радостным криком мчались к протянутым серым ладоням...).
Мартинесу повезло хотя бы в том, что после того, как VD поцеловала его своими смердящими губами, он очутился в таком месте, где не мог причинить никому никакого вреда,... по крайней мере, до того момента, когда в сетях, в которых запутался он, не попал Жак. Поскольку VD пришла к нему уже после того, как он попал в воду, с того самого момента, как мертвец впервые пошевелился под водой, ему не с чем было сравнивать воздушную и водную среды, и он воспринимал то место, где находился сейчас, как нормальное - если такое слово можно вообще применить к зомби. Скорее, определенное неудобство на какой-то момент ему бы принесло внезапное попадание на воздух - точно так же, как мертвец, оживший на суше, "боялся" воды. Если он попадал в воду, то первоначально камнем шел на дно, а там совершал судорожные попытки выплыть - выработанные за миллионы лет эволюции инстинкты настойчиво диктовали ему стремление выбраться из под воды на сушу. Зомби натуральным образом боялся "утонуть", но постепенно привыкал, успокаивался, и... начинал делать то, что и его собратья на суше - ждать пищу. В воде возможностей было меньше, но иногда все же пища приходила и сюда. Мартинес тоже ее ждал. После смерти и попадания в воду он видел плохо - зрение хоть человека, хоть покойника не приспособлено для хорошего наблюдения под водой, законы рефракции не отменял никто. Не мог он ощутить и запах, который зомби на суше, хотя и не таким способом, как живые, но могли таки ощутить. Слух и тем более вкус под водой тоже как-то не способствовали поимке добычи и, тем не менее, один из органов чувств работал исправно, и точно таким же образом, как и у того насекомого, которого он имитировал. Осязание в данном конкретном случае у зомби сработало так же, как и у паука. Ощутив колебание "ловчей сети", мертвец открыл под водой подернутые пленкой глаза. Определившись с местом, откуда шли толчки, передающиеся по "паутине", зомби начал совершать движения в этом направлении. По мере продвижения он все больше наматывал на себя обрывков сети и начинал напоминать уже не столько паука, сколько его жертву, или, даже - из-за своих колебательных движений - невероятно большого, отвратительного опарыша. Человек, будь он даже с аквалангом, давно бы уже задохнулся - просто потому, что сеть не дала бы расправляться легким, и он не смог бы сделать вдох даже из баллона. Мертвецу подобная опасность не грозила, а потому существо, бывшее Мартинесом, медленно продвигалось к добыче, оказавшейся значительно ближе, чем казалось поначалу. Впрочем, такие понятия, как "ближе" или "дальше" его не беспокоили. И вот ему - точно никуда не надо было спешить - впереди у него была вся вечность. Вот уже можно и дотянуться свободной рукой...