- Что-то вроде того, - отозвалась Наталья. - Да, фильм не плохой. Но сам Ламберт никогда не узнает, каково это бывает, менять эпоху за эпохой и всегда оставаться молодым... Никто из людей этого не узнает. К счастью для них самих же.
Моя собеседница вытащила из бумажника какую-то денежную купюру, положила ее под кружку, стоявшую на столе, потом встала. Было в ее движениях, в осанке что-то благородное, горделивое, свойственное должно быть, исключительно дворянам в прошлые века. Именно теперь в моей голове впервые возникла мысль о том, какого человека я вижу перед собой. Возникла и исчезла, развеявшись словно дым. Но ощущение невозможности происходящего, что появилось в эту минуту, уже едва ли покидало меня в последующие часы и даже дни.
- Вы уже уходите? - поинтересовался я у Натальи, наблюдая, как она снимает со стула свою миниатюрную сумочку и вешает себе на плечо.
- Разумеется, - отозвалась она. - А вам спасибо за то, что составили мне компанию, молодой человек. Прощайте.
- Но ведь мы. Ведь я..., - пробормотал я, потом, глядя ей во след, открыл свой бумажник, выхватил оттуда какие-то деньги и бросил их на стол, не пересчитывая. - "Спасибо" говорить не надо! - громко сказал я бармену, после чего выскочил из закусочной, следом за Натальей.
Ее я догнал уже на улице. Девушка шла быстрой походкой по аллее, по направлению к парку. Очень невысокая, хрупкая... Ею можно было любоваться, как весенним цветком.
Увидев меня, Наталья остановилась. Во взгляде ее появилось что-то напоминающее азартный огонек. Впрочем, может быть, мне это всего лишь показалось.
- Мне кажется, что мы не договорили, - сказал я. - Вы словно птица сорвались с места и я не успел даже...
- Вы пикапер? - неожиданно спросила она.
- Кто?
- Человек, который пытается разводить женщин на секс.
- Нет, конечно...
- Врете, - мрачно произнесла Наталья.
- Вру, - раздосадовано признался я. - Мне грустно в этом признаваться вам. Да и вообще... Нелепая ситуация, признаюсь... Но если я вам скажу, что вы... Вы очень странная.
- Знаю. Но это не дает вам повод преследовать меня. Разве мы не попрощалась?
Я шаркнул ногой и скрестил руки на груди. Ответ нашелся сам собой после недолгого замешательства.
- Прошу прощения, что между нами возникло недопонимание. Но в тот момент ваше прощание прозвучало, как пожелание проводить вас до дома. И если позволите...
- До дома? - спросила она, прищурив глаза. - Наглец...
- Я просто нескромный, - проговорил я, приблизившись к ней на расстояние вытянутой руки. - Но что поделать, бог не наделил меня такой положительной чертой. Но это, конечно же к лучшему. Мне почему-то кажется, что вам нравятся именно нескромные люди. К тому же, вы сказали мне некоторое время назад, что не знаете как убить время. Я помогу...
- Убить время? - спросила Наталья и отчего-то рассмеялась звонко, незлобно. - Как забавно!
- Я сумел вас рассмешить. Хорошо... Хотя признаюсь, я не думал, что мои слова произведут на вас такое впечатление.
- Ах, милый, милый Сашка... Вы даже не представляете себе какое впечатление! Русский язык очень занятен, право... Убить время? Мне? Прелестная получилась бы сатира!
Я покачал головой, вытащил из пачки "Явы" сигарету и покрутил ее в руках. Потом сказал:
- Не умею писать сатиры. Даже прозы. Ни стихов читать, ни фильмы снимать...
- Но вы умеете делать хорошие фотографии, полагаю?
- Большого ума для этого не надо. Таланта тоже. Хожу по улицам, фотографирую все что кажется мне занятным. Работаю по заказам... Но хотите, сфотографирую вас?
- Не хочу, - произнесла Наталья. Она открыла рот, желая сказать что-то еще, но промолчала. Посмотрела на ту сигарету, которую я все еще держал в руке и отвернулась. - Хочу попросить вас о другом... Об одном одолжении.
- О чем вы говорите? Что я смогу сделать для вас?
- Проводите меня до того самого дома... Я вам о нем говорила. Это здесь, совсем недалеко... Я должна его увидеть. Со времени моего отъезда прошло столько времени... Я наводила о нем справки и узнала, что он все еще стоит там... В нем сейчас никто не живет... Точнее... Я не знаю... Мне все равно... Я просто хочу его увидеть. Этот дом - единственное что у меня осталось в этой стране от моего прошлого, полагаю.
- Я понимаю. Не думаю, что со времени вашего отъезда тот дом претерпел существенные изменения. Ведь это же не памятник архитектуры, чтобы...
Увидев, как улыбнулась она вновь, я замолчал.
- Этот дом стоит тут с восемнадцатого века, - произнесла она. - В тот год, когда Москва горела в последний раз, ему исполнилось ровно пятьдесят лет. К чести сказать, это одно из тех немногих зданий середины восемнадцатого века, коим удалось уцелеть на том огромном пепелище, в которое был превращен город после вступления в него наполеоновской армии. Почему бы этот дом сейчас, в конце двадцатого века не назвать памятником архитектуры?